Твой последний шазам - Ида Мартин

— Можешь дать мне контакты Саши? — смущенно попросила она. — Просто он так неожиданно уехал… А Лёша давать не хочет. Говорит, что это не в его интересах.

Она глупо рассмеялась.

— Нет. Извини, — ответила я. — Если бы он хотел — сам бы тебе дал. Будешь писать ему любовные признания, и он меня проклянёт.

— Честное слово, не буду. Я бы просто хотела встретиться с ним один раз в Москве.

— Даже не проси. У тебя же папа в военкомате работает, а Саня мне друг, и я не собираюсь подставлять его.

— Причём тут папа? Я тебя очень прошу, Тоня, неужели у тебя не было такого, что ты потеряла связь с человеком, но между вами остались невыясненные вопросы.

Я немного подумала.

— Ладно, но мне придётся сначала спросить его разрешения.

— А хочешь, я расскажу тебе один секрет? Про Костика? Очень важный. Тебе точно будет интересно.

Алёна наклонила голову на бок и хитро посмотрела. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

— Только вначале секрет, — согласилась я. — И Саше потом не говори, что это я сдала его.

Алёна победно кивнула.

— В общем, это не он столкнул Гришу. Я точно знаю. Сама видела. Сидела на другом берегу, когда всё это случилось.

— Офигеть! — у меня не было слов, чтобы выразить своё возмущение. — Ты всё это время знала и молчала?

— Даже не хочешь спросить, кто это был?

— Не хочу. Костика тут травят, психом считают, заявления на него пишут, а ты такая: «Ой, ничего не знаю, кругом маньяки».

— Значит ты знаешь? Удивительно. Он не собирался никому говорить. И мне запретил.

— А своей головой подумать? Его тут все местные убить готовы.

— Чего ты так разнервничалась? — она погладила меня по руке. — Заявления же забрали — всё нормально.

— Ничего не нормально. Кроме заявлений существует ещё следствие. Ему просто повезло, что оно здесь такое медленное. Но для них Костик настоящий подарок. Вообще доказывать ничего не нужно, прямиком в психушку и пожизненно. Ты, кстати, знаешь, что она хочет этого. У неё будет и квартира, и дом, и пособие какое-то. Мила только и мечтает, чтобы его туда упечь. А ты вот этим своим молчанием помогаешь ей.

— Я не знала, что всё так серьёзно, — Алёна растерялась.

— Всё очень серьёзно, — сказала я. — Короче, я дам тебе Сашин адрес, если ты расскажешь в полиции всё, что видела.

— Но… Я не знаю… Я обещала.

— Ну, как хочешь. Лично я за справедливость и считаю, что зло должно быть наказано.

Я ушла оттуда, не сказав Лёхе, и, вздрагивая от молний и пригибаясь под оглушающими ударами грома, отправилась к себе.

Если быстрее заснуть, быстрее наступит утро. И завтра мы уедем, как будто ничего и не было. Стоило, конечно, предупредить Амелина, но в свете последних событий, объясняться не хотелось.

Ливнем накрыло возле самого дома, и вслед за этим, молния шибанула с такой силой, что мне показалось будто электрические разряды пробежали сквозь меня. Фонари на столбах одновременно погасли.

Я забежала в дом, нашарила рукой включатель, но свет отрубился везде. В озаряемой вспышками темной глубине комнат что-то громко хлопало.

Оказалось, распахнутая створка моего окна. Я плотно прикрыла её и схватилась за простыню, чтобы вытереть залитый водой подоконник и пол.

Внезапно, что-то зашевелилось в углу, я увидела огромную белую голову и, ещё не успев сообразить, что это, от неожиданности завизжала.

Кролик в мгновение ока зажал мне рот ладонью.

— С ума сошла? Разбудишь её.

Я врезала со всей силы кулаком ему в живот, и он притворно согнувшись, протянул мне тот самый бандаж.

— На, вот, держи. Знал, что ты злишься.

С трудом удержавшись от соблазна снова отхлестать его этими ремнями, выхватила и кинула их на пол.

— Завтра я уезжаю.

— Опять уезжаешь? Как интересно. Ты этому у Якушина научилась?

— Завтра точно.

Он резко перестал кривляться и тут же выпрямился:

— Значит, собираешься сбежать, даже не поборовшись за меня?

— Что? — я на мгновение оторопела. — Ты серьёзно? Я должна бороться с твоей матерью?

— Ну, а что? А если бы мне в глаз попал осколок разбитого зеркала, и я вынужден был складывать слово ВЕЧНОСТЬ? Ты не стала бы меня спасать? — он стянул маску.

Его глаза были темнее окружающей темноты.

— Всё. Вали отсюда.

— А могла бы заколоть себя? — он схватил меня за плечи — Как Джульетта?

О, жадный!

Ты выпил всё, ни капли не оставил,

Прильну к твоим губам:

Быть может, есть на них довольно яда,

Чтобы меня убить.

— Успокойся! — закричала я, уворачиваясь от его дыхания. — Успокойся уже. Что ты несешь?!

С силой оттолкнула, и он, словно очнувшись, медленно опустился на кровать:

— Прости. За два дня накопилось. Это от нервов. Правда, если хочешь, можешь избить меня. Хочешь до смерти. Только, пожалуйста, останься.

Мы с тобой ловили счастье, ты кормила меня этими яблоками, а теперь собираешься уйти… Нет, ну как после всего этого я тебя отпущу? Сама подумай. Как такое только в голову пришло?

— Кость, прекрати придуриваться. Ты ведь сам понимаешь, что всё серьёзно.

Он взял меня за руку и легонько потянул.

— Потерпи немного, пожалуйста. Она скоро уедет, и всё снова станет хорошо.

— Нет. Хорошо никогда не станет, — я села рядом. — Ты всегда будешь её спасать. Чего бы не случилось. И всегда будешь возвращаться в эту жизнь. И притаскивать старые вещи обратно тоже. Я тебя не осуждаю. Это, наверное, правильно. Но я так не могу.

— А давай завтра за паспортом моим поедем? Мне же теперь его отдадут?

— Должны.

— И тогда я смогу поехать с тобой в Москву. Или хочешь, рванём в Капищено?

— Нет. В Капищено я не поеду.

— А за паспортом?

— За паспортом могу.

— Спасибо, — он крепко обнял меня за плечо, и мы какое-то время сидели так молча, глядя, как вспыхивают за окном молнии, наконец он повернул голову и уставился тёмным, бездонным взглядом:

— Скажи честно, ты Якушину правда ничего не обещала?

Вита

На огромной скорости, едва вписавшись в поворот, мы свернули на бетонку, уходящую в лес. Ехали, ехали и только убедившись, что за нами никто не гонится, остановились, и я перебралась вперед.