Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева

Конечно, князю Андрею было нелегко видеть последствия своего неразумного поступка, за время на чужбине он многое передумал и давно понял хитрую разумность старшего брата. Если чувствуешь, что сил драться нет, сумей избежать драки.

Зато галицкий князь чувствовал в себе силы именно для драки. Ему показалось самое время взять свое. Всем не до него, Берке пока не стал менять никого из наместников или крупных военачальников. И Даниил задумал для начала забрать у Куремсы Болоховские земли!

Это было впервые со времени появления татар на просторах Руси и Европы. От них оборонялись, но пока никто не рисковал нападать сам. Даниил Романович все рассчитал верно. Большие силы Орды были оттянуты на войну на юге, сам по себе Куремса не столь силен, а когда опомнятся, Галицкий будет держать под собой большую часть Киевского княжества. Потом пусть попробуют отобрать, он тоже умеет и огрызаться, и подарки возить…

Первыми вздрогнули болоховские города. Не знавшие разорения татарами, они если и пострадали за последние годы, так только от самого же Даниила Романовича. Но теперь он шел на те города, которые не тронул в предыдущий поход, когда мстил Ростиславу за Понизье.

Бить чужих проще, когда перед воином вооруженный чужак, не говоря уже о рыцаре, он не чувствует угрызений совести. А вот если свои же русские… Не потому, что они лучше других или неприкасаемы, просто потому, что свои. Наверное, так и у остальных народов, своих бить тяжелее. Сначала тяжелее, пока не начнешь. Потом своих обычно бьют куда более жестоко.

И поджигать тоже, трудно только первый дом, остальные как-то тянет сжечь невольно.

У небольших городов, какими были болоховские, и посады маленькие, а чаще их нет вовсе. Раскиданы вольно избы на широких дворах неподалеку, чтоб можно было либо до ворот городских добежать, либо до леса.

Резные причелины, любовно изготовленные хозяевами, коньки на крышах, затейливые завитушки у крыльца… и все это шло в огонь! Не одни татары умели любоваться на превращенные в единый костер города, русские тоже. Правда, Русь на время забыла, как поджигают свои же, все татар стереглась. Даниловы ратники напомнили. Заполыхали избы болоховских городов, потянулись беженцы в леса, заголосили бабы, рушилась налаженная жизнь…

Конечно, галицкие не татары, на невольничий рынок не отвезут, но к себе на двор работать заберут, особенно если девка или баба красивая. И еще неизвестно, где хуже – в полоне или у какого боярина на дворе.

Звягель… На этот город Даниил был зол вдвойне, втройне! Болоховские князья всегда выступали против него в борьбе за Галич. Они договорились с татарами о поставке хлеба и проса, и город не был разорен. А еще… в Звягеле погибла Злата, и никто не заступился за нее!

У Даниила сжались кулаки. Звягель должен быть разрушен! Ему повезло в прошлый раз, когда уничтожили другие города, но в этот раз кара не минет!

Первыми к городскому валу подошли дружинники Шварна, Даниил нарочно отправил сына, чтобы тот не позволил уйти никому. Ворота, конечно, заперты, на стенах местная дружина. Вооружение плохое, в основном луки да стрелы. Княжич дал знак, чтобы не совались близко, только окружили город и посмотрели еще ворота. Но Звягель невелик, ворота всего одни. Что ж, так проще.

Завидев малое число дружинников Шварна, горожане принялись дразниться со стен. У Шварна руки чесались перебить всех, но он хорошо понимал, что придется ждать подхода если не Миндовга, то хотя бы отца, встреча меж всеми была назначена именно подле этого города. Княжич не уходил, и до жителей стало доходить, что он кого-то ждет, а значит, будет еще войско, и будет худо…

В городе принялись обсуждать, что делать. Галицкий князь уже пожег многие города вокруг – Городок, Семоц, Городеск, прошелся по Тетереву до Жедьевича… Прошлый раз им удалось обмануть князя, взяв себе тиуна, но подчиняться не стали. Княжий ставленник оказался большим любителем выпить, его и споили, пока не свихнулся и не стал кричать, что он большой сильный лось и всех забодает… Видно, княжич такого гостеприимства от звягельцев не простил, снова пришел, а теперь подмогу ждал.

Было решено жизни зря не губить, если будет понятно, что сила большая, снова взять тиуна и обещать платить десятину, а если придут татары, то и им обещать. Лучше пятой части лишиться, чем всего сразу. Далеко не все были согласны, многие хотели либо биться, либо сразу открыть ворота. Пока к княжичу подмога не пришла.

Ворота остались закрытыми, а утром было уже поздно, к городу подошли дружины Даниила и Василька Романовичей и дружина Льва Даниловича. И половины хватило бы, чтобы уничтожить город. Горожане сдались.

В покосившейся избушке на окраине города на простой лавке умирала старая женщина. Сил оставалось немного, но она все же подозвала ближе молодую:

– Поди сюда, Аннушка, перед смертью повиниться пред тобой хочу…

– Что ты, тетка Любава, в чем может быть твоя вина? Что мать тогда не уберегла, так никто бы не смог… А что мужа моего после ранения не выходила, так тоже нет твоей вины…

– Другое у меня на сердце, Аннушка. Не в том виню, что ты вдова, Домаша твоего никто бы не спас, ты права. Достань-ка за печкой сверточек, хорошо поищи только, далеко запрятан.

Женщина не сразу нашла что-то завернутое в старую тряпицу, принесла:

– Этот?

– Он… разверни…

В тряпице оказался другой сверток, теперь уже в богатом плате, хотя и небольшом, вроде как детском…

– Что шумят?

– Князь город обложил…

– Ка-кой… князь?

Слова давались старухе уже тяжело.

– Да Галицкий, чтоб ему пусто было! Все не угомонится никак, мало ему своих земель, все города болоховские пожег! Снова за наш Звягель взялся!

– Га…лицкий? Даниил?..

– Кажется.

– Развер…ни…

В плате оказались украшения, да еще какие!

– Чье это?! – ахнула Аннушка. – Откуда?!

– Твое… Твой отец…

Слишком много сил потратила Любава на расспросы, слишком поздно решилась открыть Аннушке правду, не хватило у нее сил на самое последнее слово и самое важное…

Молодая вдова осталась совсем одна, мать когда-то давным-давно татары забрали, Милослава померла, потом долго болела и умерла дочка Любавы, потом помер муж самой Аннушки, а теперь вот и Любава… Женщина закрыла глаза той, которую давно почитала как мать. Завтра, если не смогут взять город княжьи дружины, похоронит, уже договорено о помощи, про Любаву было ясно, что помрет со дня на день, потому Анна и не пугалась.

Она долго сидела, раскачиваясь из стороны в сторону и кляня жестокую свою судьбу. Родителей нет, родных никого, избенка такая, что вот-вот рухнет, изо всех щелей дует, сколько ни замазывай, печь тоже едва жива. И муж был не здешний, пожили всего ничего, только начал подновлять их нехитрое жилище, в стычке с княжьими дружинниками ранили так, что сгорел за два дня. Но слезами горю не поможешь, надо придумывать, как жить одной.