Вознесение - Павел Загребельный

Папа римский послал Мартину Лютеру буллу об отлучении его от церкви, Лютер сжег буллу. Лукас Кранах сделал портрет Лютера (гравюра на меди), Дюрер нарисовал портрет Эразма Роттердамского. Магеллан открыл Чили и пролив (названный впоследствии его именем), через который попал в океан, наименовав его Тихим. Какой-то немец из Нюрнберга работал над нарезкой ствола огнестрельного оружия, чтобы из него точнее поражать людей. В Аахене короновали императора Карла V. Король Франциск основал в Париже королевскую библиотеку, которая со временем станет Национальной. В Венеции осуществлено первое полное издание священной книги евреев - Талмуда. Лютер перевел Библию на немецкий язык, Тиндаль - на английский. Английский король Генрих VIII написал "Золотую книгу" для опровержения еретических идей Лютера, хотя через некоторое время сам выступил против римского папы, не позволившего ему развестись с очередной женой. Крымская орда уже в который раз нападала на украинские земли и ходила даже на Москву. Микеланджело начал работу над часовней Медичи. Родился Филипп де Монс, будущий великий композитор мадригалов. На Филиппинах туземцы убили Магеллана. Во Франции стали ткать шелк. Корабль Магеллана "Виктория" под командой Себастьяна дель Кано вернулся в Севилью, впервые в истории человечества осуществив кругосветное плавание. В Кембридже начали печатать книги. Умер папа Адриан VI, последний папа неитальянец. В Швеции, покончив с датским господством, стал королем Густав Ваза. Тициан написал одну из своих лучших картин - "Похороны Христа". В Германии вспыхнула крестьянская война, и хоть повстанцы были воодушевлены идеями Реформации, Лютер предал крестьян. В Швейцарии начал реформацию церкви Цвингли. Развивались науки "телесные", то есть естественные, и знания "срединные", то есть абстрактные. Скалигер открыл металл, не поддающийся плавке. Рудольф ввел знак квадратного корня в математике. Макиавелли написал "Историю Флоренции". Впервые были напечатаны в оригинале медицинские труды Галена. Создан пружинный часовой механизм. Франциск I, побежденный под Павией, попал в плен к императору Карлу. Тем временем Перуджино писал картину "Поклонение волхвов", Корреджо - "Ноли ме тангере"[83], Тициан - "Бахус и Ариадна". Наконец, именно тогда появились клавикорды, словно бы для того, чтобы мелодично подыгрывать этому многотрудному, немелодичному столетию, которое, несмотря на взрыв человеческой талантливости и непокорство человеческого духа, полнилось стонами умирающих, криками пытаемых, громом недавно изобретенных пушек, жутким треском жарких костров инквизиции, зловещим боем османских барабанов, которые били неутомимо, безумолчно, извещая о крови, смерти, попрании всего живого.

И кто бы мог услышать за тем барабанным боем слабый голос женщины, которая и сама еще не знала своей истинной силы?

"Душа моей души, мой повелитель! Привет тому, кто поднимает утренний ветерок; молитва к тому, кто дарует сладость устам влюбленным; хвала тому, кто полнит жаром голос возлюбленных; почтение тому, кто обжигает, точно слова страсти; безграничная преданность тому, кто осиян пречистой светлостью, как лица и главы вознесенных; тому, кто является гиацинтом в образе тюльпана, надушенный ароматом верности; слава тому, кто перед войском держит знамя победы; тому, чей клич: "Аллах! Аллах!" - услышан на небе; его величеству моему падишаху. Да поможет ему Бог! - передаем диво Наивысшего Повелителя и беседы Вечности.

Просветленной совести, которая украшает мое сознание и пребывает сокровищем света моего счастия и моих опечаленных очей; тому, кто знает мои сокровеннейшие тайны; покою моего изболевшегося сердца и умиротворению моей израненной груди; тому, кто является султаном на престоле моего сердца и в свете очей моего счастья, - поклоняется ему вечная рабыня, преданная, со ста тысячами ожогов на душе. Если вы, мой повелитель, мое высочайшее райское древо, хотя бы на мгновение изволите подумать или спросить об этой вашей сиротинке, знайте, что все, кроме нее, пребывают под шатром милости Всемилостивого. Ибо в тот день, когда неверное небо всеохватной болью учинило надо мной насилие и в мою душу, несмотря на эти бедные слезы, вонзило многочисленные мечи разлуки, в тот судный день, когда у меня было отнято вечное благоухание райских цветов, мой мир превратился в небытие, мое здоровье в недуг, а моя жизнь в погибель. От моих беспрерывных вздохов, рыданий и мучительных криков, не утихающих ни днем, ни ночью, души людские преисполнились огнем. Может, смилуется творец и, отозвавшись на мою тоску, снова вернет мне вас, сокровище моей жизни, чтобы спасти меня от нынешнего отчуждения и забвения. Да сбудется это, о властитель мой!

День мне в ночь обернулся, о тоскующая луна!

Мой повелитель, свет очей моих, нет ночи, которая бы не испепелялась от моих горячих вздохов, нет вечера, когда бы не долетали до небес мои громкие рыдания и моя тоска по вашему солнечному лику.

День мне в ночь обернулся, о тоскующая луна!.."

Неужели не знала Роксолана, что пишет султану, который после Белграда и Родоса задумал потопить в крови еще и землю венгров? Была ли хоть кроха искренности в этих странных письмах или только обман и мертвенность традиционных условностей? А может, и в этом неискреннем словоизлиянии хотела превзойти всех?

Сулейман снова был в походе. На этот раз против Венгрии. Выступал из Стамбула в понедельник 23 апреля 1526 года, в день Хизира, когда поля становятся зелеными, когда коней выводят на пастбища, а султанский двор переезжает на лето в Карагач. Перед этим были разосланы гонцы по всей империи с султанским указом спахиям, владевшим царскими тимарами, выступать в поход на неверных, имея при себе согласно обычаю необходимое снаряжение, прислугу, харчи и одежду на полгода от дня Хизира до дня Касима; идти каждому своей дорогой, чтобы в начале июля собраться всем у Белграда. Приготовления велись в Стамбуле, по всем городам и весям беспредельной Османской империи. Натирали воском и овечьим жиром поводья, сушили барабаны, точили сабли, ковали наконечники копий, парили и склеивали дерево для луков, отливали пушки, строгали дерево для галер, отбирали баранов, складывали вяленое мясо в саквы, сушеные фрукты в кожаные мешки, шили знамена.

В день Хизира правоверные бросают работу и отправляются гулять. Беременная женщина, работающая в этот день, родит уродца. Поэтому Роксолана, которая снова ждала ребенка, не вышла в этот день за стены гарема провожать султана, прощание состоялось ночью, в султанской ложнице, на беспредельных зеленых простынях, на этих зеленых лугах, где рождалась ее любовь и росла, как молодая трава, и, может, должна была когда-то и увянуть, но еще не вянула, разрасталась ветвями, зеленью, буйством.

В апреле идут дожди, которые считаются священными. Дождевой водой поят больных. Девушки моют ею головы, чтобы лучше росли волосы. Когда дожди идут сорок дней, в народе царит радость. Режут баранов, раздают мясо бедным, молятся в мечетях. В день Хизира под дождем сажают возле домов плющ, чтобы все недуги вышли из хозяев, когда плющ обовьется вокруг дома. Сажала ли плющ Роксолана?

Сулейман выступал из Стамбула в пышности и блеске, коих не мог омрачить даже проливной дождь. Визири Мустафа и Аяз в тканных золотом одеждах сопровождали султана. Великий визирь Ибрагим, весь в драгоценных камнях и золоте, ехал отдельно, словно бы еще один султан. Дворцовая свита, воеводы, улемы, за ними янычары и конное войско, развернув зеленые знамена (одно знамя на каждые пятьдесят человек), шли под грохот барабанов, под завывание воинских зурн, без устали наигрывавших древний марш султана Санджара, с дикими выкриками, которые могли бы оглушить и мертвого... Где ступит конь турка, там уже не растет трава. За войском шли верблюды с казной и священными книгами, слоны в позолоченных наушниках, кони и мулы под вьюками. Только на первом ночлеге были раскинуты полторы тысячи шатров. Шли послушно, охотно, ибо так решил их султан. Он не водил их на штурм крепостей, но в походы шел вместе с ними. Был всегда словно бы переутомленный, голова под тяжелым огромным тюрбаном, склоненная на длинной, точно птичьей, шее, глаза, будто устремленные в нечто потустороннее, словно и не замечают ничего вокруг, а на самом деле зоркие, ничто не остается для них незамеченным, от воина до улема, от паши до арбаджии, - зловеще-пристальные глаза загадочного властителя. Странный султан. Брал только то, что не могли взять его предки: Белград, Родос, теперь Венгрию. Воевал только с неверными, хотя, может, и сам нес в себе их кровь, и самую любимую жену взял из них. Воистину странный султан, но разве можно объяснить поступки человека, над которым не стоит ничего, кроме вечности и смерти?