Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

— Дурачок, я просто дразнила тебя, — проворковала она, хлопая ресницами. — Не любишь, когда дразнят? Я это умею.

Ей в спину ткнулась дверная ручка. Элстром, сопя, шагнул ближе, и Элизабет в нос ударил запах пота и дешевого виски. Она задержала дыхание. Сердце колотилось где-то в горле.

— Люблю, когда сосут, — ухмыльнулся он, не отрывая взгляда от ее рта, представляя, как эти красные губы будут ласкать его член, и распаляясь еще больше. — По-моему, это ты тоже должна уметь.

Элизабет еле удалось превратить брезгливую гримасу в смущенную улыбку.

— Все тебе расскажи, — хрипло, с придыханием шепнула она. Горло сдавили рвотные спазмы, ее мутило от страха, от его запаха, от его грязных предложений, но Элстром принял ее шепот за кокетство и заржал, как придурковатый подросток. Он был уже всего в полуметре от нее. Под черными штанами выпирал приведенный в полную боеготовность член. Элизабет было бы проще взять в руки гремучую змею, но она переборола себя, протянула руку и, содрогаясь от отвращения, погладила его.

— Что это, у тебя там пистолет или ты так счастлив меня видеть? — смеясь, чтобы скрыть омерзение, спросила она.

Элстром зарычал от удовольствия и подался навстречу ее руке. Вечно все достается одному Янсену — слава, обожание, пост шерифа, женщины. Но ничего, теперь будет по-другому.

Он начал расстегивать ремень.

Элизабет удержала его руку.

— Не здесь, сладкий мой, — томно проворковала она, глядя на него сквозь ресницы, — лучше у меня в кабинете. Там ты сядешь в мое кресло, а я сделаю тебя очень-очень счастливым.

Он купился; это было видно по его остекленевшему взгляду. Гормоны и алкоголь совсем затуманили его умишко. Элизабет положила руки ему на плечи и подтолкнула в разбитый, разгромленный кабинет. Интересно, не его ли это рук дело?

— Сними майку, — потребовал он. — Хочу поглядеть на твои сиськи.

— Погоди немного, — обворожительно улыбнулась Элизабет. — Куда нам спешить? Вся ночь наша.

Элстром снова заржал. Да, вот оно. Всю ночь он будет ее трахать, всю ночь. Когда Янсен узнает, его хватит удар. А он узнает, уж об этом Бойд позаботится. Как и о том, чтобы найти проклятую записную книжку. Теперь все подучится. Он это заслужил.

— Это будет хорошо, — пробормотал он, потянувшись к полной, упругой груди Элизабет. Она увернулась, смеясь своим хрипловатым, манящим смехом. Дразнит. Его пальцы скользнули по твердому соску, и в штанах стало совсем тесно. Ох, что будет, когда она возьмет его в рот. Он взлетит, как ракета. — Хорошо. Классно. Я столько ждал.

— Ммм… я тоже, — мурлыкнула Элизабет, имея в виду совсем другое, но Элстром об этом не догадывался; проведя ладонями по его сутулым плечам, она придвинулась чуть ближе. — Я уже не первый день хочу сделать это.

— Правда? — В мутных, налитых кровью глазах Элстрома загорелось животное томление. — И я. Я это заслужил.

— Конечно, радость моя.

Она улыбнулась самой обворожительной и манящей из своих улыбок и с размаху снизу вверх саданула коленом ему по яйцам, одновременно толкнув его обеими руками в грудь. Элстром согнулся пополам, рыча от боли.

— Сука! — задыхаясь, выдавил он. — Ах ты, сука проклятая!

Изо рта у него текли слюни, дышал он часто, по-собачьи, глядя на нее полными слез глазами. Он попытался навалиться на нее, но не мог разогнуться и разжать руки. ^

— Я тебя убью! Сука, дрянь, я тебя уничтожу! Не дослушав эту гневную тираду, Элизабет выскочила из кабинета, захлопнув за собой дверь. Она бежала к запасному выходу, не позволяя себе оглядываться. Элстром топотал следом, спотыкаясь, как раненый бизон. Если он все-таки догонит ее сейчас, то можно не сомневаться — убьет. А если не убьет, она еще об этом пожалеет.

Но Элизабет не пришлось даже выходить на улицу, чтобы позвать на помощь. Не успела она толкнуть дверь, как Марк Кауфман распахнул ее с другой стороны.

— Миссис Стюарт, вам придется пойти со мной, — мягко сказал он, с тревогой оглядывая ее. Он уже успел заметить, в каком она виде, и услышать непристойную ругань из темноты за ее спиной. — Туту нас… гм… случилось несчастье, — с запинкой выговорил он, не зная, куда смотреть: на Элизабет или в дверной проем, откуда неслись крики.

— Несчастье? — переспросила Элизабет, тут же подумав о Трейсе, и у нее захолонуло в груди от ужаса. — С моим сыном? С Трейсом?

— Нет, — глядя прямо ей в глаза, сказал Кауфман. — С Джолин.

Городская больница помещалась в новом одноэтажном кирпичном здании на краю города, прямо напротив дома престарелых «Добрый пастырь». Построили ее на доходы от туризма, и потому приемный покой был оформлен в фольклорном стиле: картины на стенах в грубых деревянной резьбы рамах, скамейки и стулья как будто из столярной мастерской Аарона Хауэра. На картинах местный художник запечатлел в масле и акварели сцены из повседневной жизни общины. Обстановка, пожалуй, даже слишком домашняя и уютная для места, куда приходили, закусив губы или согнувшись пополам от боли.

Элизабет расхаживала взад-вперед по длинной, через весь холл, домотканой дорожке с дымящейся сигаретой в руке, демонстративно не обращая внимания на табличку «Не курить!». Глянула на старую злобную корову за столом регистрации, остановилась, стряхнула пепел в горшок с холеным фикусом. Женщина сердито посмотрела на нее, блеснув маленькими, утонувшими в жире глазками, но ничего не сказала.

«Пусть бы только попробовала», — подумала Элизабет, распаляя себя для перебранки, — все лучше, чем сходить с ума от страха за Джолин. Она была не в настроении расшаркиваться и соблюдать правила.

Ходики над полочкой с раскрашенными деревянными фигурками показывали 10:30. Прошло больше часа с тех пор, как Кауфман появился на пороге редакции. Элизабет предоставила ему разбираться с Элстромом, а сама помчалась в больницу. Там долго требовала, чтобы ее отвели к Джолин, но сестра Рэтчет не пустила дальше приемной.

Оставалось топтать дорожку, молиться и ломать голову, что же, черт возьми, случилось.

Она уже почти решилась снова штурмовать регистратуру, когда в коридоре, ведущем к смотровым, показался Док Трумэн, маленький седой человечек в белом халате. На шее у него болтался стетоскоп, густые, абсолютно белые волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб. Несмотря на малый рост, он казался олицетворением спокойной уверенности и отеческой мудрости. Левый рукав халата был запачкан кровью, и взгляд Элизабет сразу же метнулся к особенно яркому на белой манжете пятну. Сердце у нее оборвалось, в груди заныло от пустоты.

— Господи, Джолин! — выдохнула она, зажимая себе рот ладонью и ничего не видя от подступивших слез.

— Вы Элизабет? — спросил доктор.

— Как она? Что с ней? Можно ее увидеть? Джолин, самый близкий и родной человек, почти сестра. Для Элизабет она была семьей в большей степени, чем Джей Си. В Стилл-Крик она была ее лучшей и практически единственной подругой. Боже, если Джолин оставит ее… Элизабет чуть не завыла в голос от охватившего ее плотным кольцом вязкого, липкого, как трясина, одиночества.