Полуденные экспедиции - Александр Александрович Майер

до костей, проникая даже сквозь теплый бешмет. Крупные осколки скал загромождали и без того узкую тропу, так что все время приходилось лавировать между ними, а также поминутно пересекать текущие с перевала ручьи. Несколько небольших озер, лежащих по склону горы одно выше другого и соединенных шумящими протоками, попалось нам по пути, но они были совершенно мертвы. Ни птицы на их водах, ни рыбы не было заметно в них, и только пустынная масса воды мрачно смотрела среди серой, неприглядной обстановки. Вот около этих-то озер мы и почувствовали тутек. Я не знаю, что в это время ощущали другие, но я постараюсь передать вам то состояние, которое испытывал я, и то, что видел я, наблюдая сотню и товарищей. При подъеме ко второму озеру меня начало душить. Ворот казался узким, и я расстегнул его, но это не помогало. В ушах стоял шум, а в висках стучала кровь. Удары сердца становились очень неровные. То вдруг казалось мне, что оно переставало биться, дыхание захватывало, и я в испуге невольно хватался за грудь и щупал пульс на руке — мне казалось, что я умираю. Биение пульса было еле-еле слышно. Это явление очень скоро проходило. Несколько раз кровь лила из носа, а как я заметил, то у многих слюна была сильно окрашена кровью. Лошади сопели и поднимали кверху свои морды. Я чувствовал полное ослабление. Рука моя устала держать повод и свалилась на луку, шашка оттягивала плечо, голова склонялась, и вдруг на меня напала полная сонливость. Мне хотелось спрыгнуть с лошади, свалиться на камни и заснуть. О, сколько бы я дал тогда за осуществление моей заветной мечты! Каждый камень, бросавший тень на песок, манил меня под свою сень. Лошадь моя стала спотыкаться, так что пришлось слезть и идти пешком. Казаки все уже спешились. Две вьючные лошади издохли, а все остальные страдали острым катаром кишок.

— Кто там сел? — услышал я голос капитана.

— Моченьки нет, ваше высокоблагородие, живот подвело.

— Встать! — крикнул капитан. — Экий ишак[67] этакий! Умирать тебе захотелось, что ли? Вот спустимся с перевала, и все пройдет.

Казак неохотно поднялся и, сгибая колена, поплелся далее. Часа полтора спустя, издохли еще три казачьи лошади. Тяжело было видеть, как боролось бедное животное со смертью, как задыхалось оно, лежа на земле, не в силах подняться на ноги, как молил его кроткий взгляд о помощи.

Положение мое становилось критическим. Живот болел нестерпимо — хотелось кричать, и памирская болезнь разразилась со всей своей силой.

Мне напоминает это положение морскую болезнь, с тою разницею, что некоторые выносят ее, здесь же каждого постигает совершенно одинаковая участь — каждый должен отдать дань Памиру, — и мы ее отдали.

Спустившись с перевала и потеряв нескольких лошадей, мы остановились на берегу реки Кара-су, южнее кладбища Джарты-Гумбез, и навестили могилу ефрейтора Лохматкина, умершего от тутека во время первой рекогносцировки генерала Ионова в 1891 году Печально смотрел на нас одинокий крест, сколоченный из палок походных носилок, на которой и умер первый русский солдатик на Памире.

С каким удовольствием, несмотря на холод и на ветер, выкупался я в реке, тем более что лишь только спустились мы в долину Малого Памира, как силы наши возобновились и болезненное состояние исчезло. Мы даже были в весьма хорошем настроении духа и подшучивали друг над другом.

Далее нам предстоял путь к Большому Памиру по отвратительной дороге, ведущей к озеру Виктории (Зор-куль). Ветер продолжал дуть в лицо. Несколько озер попалось нам по пути, и целые стаи гусей и уток держались на водах их, так что выстрелом из винтовки мне удалось убить сразу двух.

Наконец мы спустились по очень неудобному и каменистому откосу и вышли на котловину, окаймленную со всех сторон кольцом снеговых гор. Котловина эта тянулась с востока к западу, имея продолговатую форму. Густые белые облака затянули небо как бы сплошною пеленою, и только иногда солнце, прорываясь через их сероватую массу, освещало седые, закутанные в облака, мрачные вершины, которые, как бы любуясь своим величием, отражались в зеркальных водах громадного Зор-куля, напоминавшего кусок зеркала, положенного среди этой котловины. Несмотря на июль месяц, здесь было очень холодно, и только успели мы а оставить палатки, как повалил снег, закрутилась метель, и июльская зима нисколько не уступала северным февральским. В какой-нибудь час все уже было бело, и толстый слой снега покрыл всю котловину, а окрестные горы были почти незаметны под закутавшей их белой пеленою. Не скажу, чтобы было приятно ночевать в палатке, тем более что раздобыть огня и топлива для согревания воды не было никакой возможности, и оставалось одно средство — это закутаться в теплый тулуп и, завалив себя кошмами, постараться, если позволит холод, уснуть, что я и сделал.

На сей раз холод оказался снисходительнее и неособенно беспокоил меня и только иногда пробегал вдоль спины. Я спал крепко, а между тем снег все сыпал и сыпал, и слой его, все прибывая и прибывая, заваливал мое незатейливое жилище, и наконец я с палаткой совершенно скрылся под ним.

Пройдя рекою Памир, мы преодолели значительный перевал Каинды и стали подниматься на Хоргуш. Чудная картина, представляющая собою резкий контраст памирской природе, открылась перед нашими глазами на перевале. Он весь был покрыт зеленым ковром сочной травы, на котором пестрело всевозможными колерами множество полевых цветов. Но только мы спустились к озеру Чукур-кулю, как опять серая пустыня сурово открылась перед нами. Здесь нас встретили киргизы и сообщили, что на Аличуре стоят афганцы. Приняв все меры предосторожности в полной готовности на отпор в случае внезапного нападения, мы двигались к Яшиль-кулю. Я ужасно желал скорее встретиться с афганцами, мне хотелось сильных ощущений; но не суждено мне было испытать их; они выпали на вашу долю, счастливцы. Какая страшная досада охватила меня, что не днем раньше мы пришли на Яшиль-куль. А все тутек проклятый, не будь его, не дневали бы и моим мечтам пришлось бы осуществиться. Ну, да еще впереди много предстоит. Поживем — увидим.

Есаул встал.

Мы поблагодарили его за любопытное сообщение, пожали друг другу руки и разошлись по палаткам.

11. ОБРАТНО НА МУРГАБ. ПЛЕННЫЙ. АФГАНЦЫ И ИХ ВОЙСКА

— Слышали, господа? — сказал, войдя в нашу палатку, батальонный адъютант.

— Ничего не слышали, да говорите скорее. Поход? Двигаемся дальше? — спросили мы в один голос.

— Да, как раки, назад идем на Мургаб.

— Да быть этого не может. Что за чушь, — сказал Баранов.