Меньшее зло - Юлий Дубов

— Достаточно? — спросил Федор Фёдорович, оторвавшись от бумаг.

Платон кивнул.

— Не хватает кое-чего. Про наёмного убийцу Серёжку Терьяна ничего нет. Вы бы им подсказали, Федор Фёдорович. Если они этим займутся, вы лично вполне ценной информацией могли бы с ними поделиться. Если, конечно, решат вас допросить. И ещё. Хотелось бы на последнюю страницу взглянуть, там где подпись. Под этой бумажкой не Василий ли Иннокентьевич Корецкий, ваш покойный коллега, подписался?

Федор Фёдорович аккуратно сложил бумаги обратно в папку, встал и вышел не попрощавшись и даже не взглянув на Платона. За ним последовал Папа Гриша, остановившийся в дверях и покрутивший у виска пальцем.

Платон остался один.

«Если есть у тебя враг, не моли Бога о его кончине,

ибо, умерев, он ускользнёт от всех земных зол».

Менандр

Было сказано всё. Даже лишнее, вызванное к жизни разочарованием, злостью и раздражением. Эти же эмоции привели к полному забвению всего происшедшего в последние годы — начиная от бескорыстной помощи со злополучной поездкой Платона в Италию и с первым увольнением супостата Корецкого и заканчивая виртуозно организованным контрударом, после которого Корецкий вылетел из своего кабинета уже окончательно.

Даже если бы Платон на секунду замолчал, остановился и попробовал спросить себя — в чём, собственно, была суть его разговора с Фёдором Фёдоровичем, то он вряд ли сейчас смог бы ответить. Потому что на переднем плане возникли два основных сюжета: чёрное предательство, иначе и не назовёшь, и придвинувшаяся вплотную угроза.

Гнев и ощущение опасности — не лучшие советчики. Трудно логично мыслить и строить планы, когда внутри всё горит от ярости, а ладони — ледяные.

Тем не менее, удалось детально прокрутить и отвергнуть шальную версию о глобальном заговоре олигархов, несомненно, осведомлённых о былых тесных связях Федора Фёдоровича с «Инфокаром» и напуганных предстоящим головокружительным усилением позиций Платона. Выдвинувший эту версию Ларри сам же и позвонил кое-кому из коллег по цеху — по пустяковым поводам.

Завершив последний звонок, покачал головой:

— Непохоже. Театральный институт, вроде, только Гусь заканчивал. Так что — непохоже. Это я зря. Тем более, что из них никого в Москве последнее время не было. Ты как думаешь — кто-нибудь из них мог такую штуку организовать, пока мы ещё были в Москве? Типа когда вы все с Валентинычем встречались.

— Вряд ли, — сказал Платон. — Это точно вряд ли.

— Тогда давай пока считать, что не они. Оставь ты бутылку в покое, в конце концов! Сейчас нас арестуют — там не очень-то поговоришь.

— Сейчас не арестуют. Пока он в Москву не вернётся, время есть.

— Будем ждать, пока вернётся?

— Не будем, — несмотря на свирепый взгляд Ларри, Платон в очередной раз наполнил бокал, залпом выпил половину, сморщился. — Гадость. Резиной какой-то воняет. Позвони — пусть виски принесут. Мне так лучше думается.

Дождавшись, когда официант удалится и плотно закроет за собой дверь, скороговоркой сформулировал позицию. Война так война — до победного конца. Я тебя породил, мне тебя и жизни учить. Никаких мыслей об эмиграции. Никакой добровольной сдачи. Ресурс? Есть ресурс. Московские взрывы с живыми свидетелями — раз. Липовые протоколы Фредди Крюгера — два… Не отдал ещё? Скотина! Ладно, это мы сейчас решим. Голая идея пока, надо все продумывать и готовить, но стратегически выглядит вполне нормально.

— Если в третьей мировой войне, — сказал Ларри, глядя в потолок, — люди будут воевать атомными бомбами… И так далее. Нам это всё зачем нужно? Развалим страну к чёрту…

— Нам это всё ни зачем не нужно! Я тебе просто рассказываю, как выглядит наш ресурс. Почему мы с Америкой никогда не воевали? Потому что они знали, какой у нас ресурс, а мы знали — какой у них. Сильно друг друга не любили, но воевать уж точно не хотели. Так и в этом конкретном случае. Он нам свой ресурс, считай, продемонстрировал. Теперь наша очередь. Я исхожу из того, что он не совсем идиот и последствия тут же просчитает. Дружбы не будет, исключено совершенно, но мирное сосуществование плюс отказ от завиральных идей, которыми его начинили, — вполне реально. Что ты на меня так смотришь? Считаешь, что я себя неадекватно повёл, когда говорил с ним?

— Нет, — ответил Ларри. — Ты по-другому не мог, это раз. И по-другому было бы неправильно — это два. Просто пока мы тут корячились, я другого ожидал. Обидно, понимаешь…

— Ну и обидно, ну и ладно. Мне, что ли, не обидно? Ты согласен с общей идеей?

— Пожалуй. Этих двоих надо срочно за кордон вывозить. Шаг номер один.

— Номер два. Мы пока не понимаем, что произошло. А должны понимать. Это и есть шаг номер один. Давай бумагу, карандаш и садись поближе.

Картинка нарисовалась быстро, тем более, что не впервые.

Несмотря на бурные события последних часов, новым было только отчётливое понимание, что Эф Эф по неизвестным пока причинам свихнулся. Несёт непостижимую чушь и, что особо важно, твёрдо намерен претворять её в жизнь посредством откровенного силового давления.

Вопрос — он сам по себе внезапно одурел или ему кто-то активно помогает? Ответ непонятен, хотя предыстория отношений настойчиво наводит на мысль о наличии постороннего влияния. В этом месте поставим два жирных вопросительных знака и пойдём дальше.

— Вот что, — сказал Платон. — Я сейчас изображу хронологию всяких интересных событий. И мы над этой хронологией немножко подумаем. Есть у меня странное ощущение, что ответ совсем рядом и что мы его даже практически не так давно нащупали, только не обратили внимания. Плесни капельку…

— Не плесну, — проворчал Ларри.

— Вот ты, оказывается, какой, — Платон быстрым движением перехватил бутылку и набухал полстакана. — Вредный, а ещё друг. Между прочим. Я тут обратил внимание на интересную штуку. В Институте я ведь практически не пил. Буквально один бокал сухого — и потом на неделю темп терял. А когда мы стали бизнесом заниматься, начал нормально пить и заметил, что и в поддатом виде вполне конкурентоспособен.

— Слышал я уже эту байку. Сколько ты пил-то?

— Немного. Но пил. Уж по сравнению с институтскими временами — небо и земля. Это, знаешь, что значит? Что я для бизнеса оказался больше приспособлен, чем для науки. А когда начались вот эти политические игры, то так вышло, что пить приходится вообще жуть сколько. И пока — тьфу-тьфу — все равно играю с хорошим плюсом. Может я — прирождённый политик, а? Макиавелли какой-нибудь реинкарнированный?

— Половина пятого утра, — напомнил Ларри.

— Начнём, тем не менее, сначала. Некто, — провещал Платон загробным басом и для пущего впечатления воздел вверх растопыренные ладони, — некто великий и ужасный одновременно со мной придумал сделать из нашего Эф Эфа президента России. Кощей Бессмертный какой-нибудь.