Поле брани - Дейв Дункан

Закончилась ночь, а вместе с ней и земля. Впереди лежало Западное море, холодное и безжизненное. Заря осветила вершины ледяной громады Мосвипса, парившие над низкими облаками, и Тхайла устремилась вниз, чтобы увидеть восход и отдохнуть.

В конце концов обессилев, она упадет на землю…

Она сидела на снежном уступе над бездной, обхватив колени руками, и смотрела на царство неба и белых скал. Волшебница вполне сносно чувствовала себя там, где простой смертный за несколько секунд окоченел бы от холода. Она видела драконов, все еще рвущихся на север, видела столб Зла в центре мира. Вероятно, могла бы даже разглядеть Тхам, хотя могущественная сила Кииф и скрыла бы его обитателей.

Почувствовав голод, Тхайла сотворила сочный сладкий плод манго и серебряный ножик, чтобы его разрезать. Съев мякоть, она превратила косточку в бриллиант размером с ухо пикса и зашвырнула его в снег. Только две проблемы не могли решить могущественные волшебники.

Главная из них – смерть. Она вспомнила те несколько счастливых месяцев с Лиибом, и слезы покатились по ее щекам, на ходу замерзая. Кииф, Ис-ан-Ок, Трэйн, еще шесть или семь других великих волшебников и теперь вот Тхайла… Она может ускользать от узурпатора сколько ей заблагорассудится – ее сила куда больше, чем он предполагает. Может отправиться куда угодно и делать все, что пожелает. Но не в ее власти воскресить Лииба и своего ребенка. Ей некуда идти и некого любить. Итак, вторая проблема – одиночество.

Солнце освещало всю Пандемию.

Весь мир принадлежал Тхайле, но ей было все равно.

Лорд Ампили только что закончил завтракать. Обстановка вокруг него была несколько необычной – грязная, замусоренная конюшня со свисающей по углам паутиной. Сквозь небольшие мрачные окна просачивался хмурый свет, но, будь освещение получше, это, пожалуй, испортило бы ему аппетит, ибо он сидел среди всего этого хлама за столом, покрытым камчатой скатертью и сервированным серебряным прибором. На тарелках еще можно было обнаружить жалкие остатки палтуса, копченой осетрины, жареной оленины и омлета с устрицами и мидиями, но великолепный пирог с телячьими почками был съеден, как и большая часть душистой еще теплой буханки. Он отхлебнул портера из своего бокала, промокнул губы хрустящей салфеткой и с сожалением признал, что не в состоянии съесть больше. Обстановка, возможно, и оставляла желать лучшего, но трапезы роскошнее он припомнить не мог.

Волшебница по-прежнему оставалась на том же месте, где сидела до того, как он задремал на несколько предрассветных часов. Днем черты ее лица были столь же неразличимы, как и при свете фонаря. Двое молодых людей присоединились к ним и теперь молча сидели на стульях с высокими спинками. Одеты они были в камзолы, но Ампили подозревал, что это те самые гвардейцы, похитившие его на балу. Теперь их тоже не удавалось рассмотреть. Никто не произносил ни слова, но по взглядам, которыми эти трое время от времени обменивались, он заключил, что они переговаривались с помощью волшебства.

– У его всемогущества великолепная кухня, – весело сказал лорд.

Ответа не последовало. Никто даже не взглянул на него.

Ампили вздохнул, размышляя, куда мог подеваться чародей. Его беспокоила одна мелочь – этот великолепный завтрак очень уж напоминал об обычае предлагать обильную трапезу приговоренным к смерти именитым преступникам накануне исполнения приговора.

Дверь щелкнула, заскрипела, опять заскрипела и, щелкнув, захлопнулась. Чародей Олибино, закутанный в серый плащ, широким шагом вошел в комнату. Он сбросил свои роскошные доспехи и сильно уменьшился в размерах, но лицо его еще можно было узнать. Очевидно, он играл роль ничем не примечательного мастерового средних лет, однако держался при этом чересчур надменно. Но кто бы осмелился сказать ему это?

Он взглянул на остатки завтрака и бросил презрительный взгляд на Ампили.

– Умеренность не принадлежит к числу ваших добродетелей, милорд.

– Умеренность убивает совершенство, ваше всемогущество. – Это было известное высказывание Ишипол, но Ампили показалось, что он употребил его вполне к месту.

Чародей неразборчиво буркнул и повернулся к своим соратникам. Вновь наступило молчание, сопровождаемое многозначительными взглядами и скупыми жестами. Они что-то обсуждали, и очевидно важное, так как Олибино вдруг повернулся на каблуках и принялся расхаживать по конюшне из конца в конец. По дороге он протянул руку и оторвал старую ржавую подкову, одну из тех, что были прибиты возле каждого стойла.

Затем остановился, рассеянно сгибая и разгибая в ладонях кусок металла, словно это была веревка. Осколки ржавчины разлетались во все стороны.

– Значит, так! – резко сказал он. – Больше никаких споров! – Затем обернулся и оказался лицом к лицу с единственным неволшебником. – Легионы преградили дорогу гоблинскому войску у Бандора. Легионов по меньшей мере пять, возможно, и шесть. Я не осмелился рассмотреть поближе. Драконы уже почти над ними.

– Над легионами?

Чародей мрачно кивнул:

– Я подозреваю, в этом и состоит его план.

Ампили вздрогнул:

– Но почему?

Казалось, без особых усилий чародей раза в два растянул кусок железа.

– Кто может до конца постичь намерения этого жуткого дварфа? Быть может, я и ошибаюсь. Парочки драконов на легион было бы вполне достаточно. Ну а четыре племени… Да они за полчаса способны опустошить весь Хаб. Зачем так много?

– Я… Я н-не могу вообразить…

– Вот и я не могу. – Олибино завязал кусок железа узлом. – И все же, думаю, он ведет их именно на легионы. Вспомните: только волшебники знают о нем и его Сговоре. Только они знают об узурпации. Что касается обычных людей, то для них молодой Эмшандар занимает Опаловый трон, и Четверо смотрителей правят в своих дворцах. Наступает тысячелетие. И, как тысячу лет назад, опять драконы против легионов! Вспомните Пустошь Нефер. Видимо, это и натолкнуло проклятого коротышку на гнусную мысль. И как же будет выглядеть сражение в глазах всей Империи?

– Это очевидно – Юг против Востока, чародей против чародея.

– Он хочет дискредитировать Четверых, – нахмурившись, подтвердил Олибино. – Одно-два таких бедствия – и Зиниксо сможет сбросить завесу секретности. Явится как спаситель человечества и оповестит весь мир, что сверг злонамеренных смотрителей. А затем провозгласит новый порядок.

Олибино отшвырнул металлический узел и вытер руки. Бывшая подкова со звоном покатилась по булыжнику.

Ампили обхватил себя руками:

– И мы ничего не можем сделать?

– Ты, толстяк? – Чародей снова бросил взгляд на пустые тарелки. – Ты, пожалуй, можешь пригодиться для того, чтобы опустошить его продовольственные запасы.