Вашингтон - Екатерина Глаголева

Вашингтон высоко ценил благородное происхождение и воспитание и по-человечески сочувствовал молодому человеку, но если бы тот до конца «исполнил свой долг», англичане захватили бы Вест-Пойнт и это стало бы катастрофой, поэтому излишняя мягкость тут была неуместна. Суд над Андре состоялся в поселковой церкви. Подсудимый отвечал на вопросы трибунала, состоявшего из четырнадцати генералов, прямо и чистосердечно, расположив судей в свою пользу. Однако всё снова испортил Арнольд, приславший Вашингтону наглое письмо: он грозил отомстить за смерть Андре казнью американских пленных. «Призываю небо и землю в свидетели, что Ваше превосходительство будет нести ответственность по справедливости за реки крови, которые могут пролиться». «Нет слов, чтобы описать низость его души», — возмутился Вашингтон. Трибунал вынес обвинительный приговор; англичанин умрет как шпион, то есть будет повешен. Андре, писал жене Лафайет, «вел себя так искренне, честно и благородно в те три дня, которые мы держали его в тюрьме, что я проявил безрассудство, по-настоящему его полюбив. Проголосовав за то, чтобы его приговорили к виселице, я не мог не сожалеть о том, что с ним случилось».

Приговоренный умолял Вашингтона расстрелять его, но генерал решил, что его смерть должна послужить уроком. Впрочем, Вашингтон пытался ее предотвратить, предложив англичанам обменять Андре на Арнольда, но те отказались.

Второго октября 1780 года, в полдень, Джон Андре поднялся на телегу — импровизированный эшафот — и кивком простился с теми, с кем подружился за время заточения. Он выглядел спокойным и даже улыбался. Увидев палача, чье лицо было специально измазано черным маслом, он спросил, действительно ли ему придется умереть именно в петле, а получив утвердительный ответ, сказал вполголоса, словно успокаивая себя: «Больно будет недолго». Он сам надел себе на шею веревку и затянул петлю, потом достал из кармана носовой платок и завязал себе глаза. На вопрос, хочет ли он сказать что-нибудь напоследок, ответил: «Ничего, но прошу вас свидетельствовать перед всем миром, что я умираю как храбрец». У Гамильтона сердце кровью обливалось.

Тело Андре провисело на виселице с полчаса, потом его сняли. Вашингтон на казни не присутствовал. Ему тоже было горько: принятое решение далось нелегко. «Политика требовала жертвы, но поскольку он был в этом деле более несчастным, нежели преступником… мы, хоть и смирились с необходимостью проявить твердость, не могли не сожалеть об этом», — объяснял он впоследствии Рошамбо.

Господи, когда же кончится эта жестокая, кровавая война? «Я надеялся, но напрасно, что у меня появится возможность завершить свою военную деятельность и вернуться к домашней жизни, — писал он 5 октября Джону Кадваладеру, — но увы! Эти приятные надежды оказались обманчивы, и я не вижу впереди ничего, кроме еще большего горя».

Измена Арнольда засела занозой в сердце Вашингтона. Простить такое он не мог. И не только он: майор Генри Ли изложил ему свой план похищения предателя из Нью-Йорка. Сержант из его отряда легкой кавалерии Джон Чампе проберется ночью к англичанам, выдав себя за дезертира, а затем как-нибудь подойдет на улице к Арнольду и познакомится с ним. Улучив удобный момент, Чампе и еще один американский агент по имени Болдуин схватят Арнольда, когда он пойдет ночью погулять в саду, и, притворяясь, будто везут на гауптвахту пьяного буяна, переправят на лодке через Гудзон. Вашингтон дал согласие на осуществление этого плана при условии, что Арнольда доставят к нему живым. «Я не соглашусь ни при каких обстоятельствах, чтобы его предали смерти, — писал он Ли 20 октября. — Если это случится, все подумают, что его убили наемные бандиты. Моя цель — наказать его в назидание другим». Чампе было обещано повышение по службе, Болдуину — 100 гиней, 500 акров земли и три раба.

Приговор Андре оказался не единственным, который Вашингтону пришлось вынести этой осенью. Мародерство солдат приняло такие угрожающие размеры, что одного из них, Дэвида Холла, укравшего у местного жителя деньги и серебряную посуду, пришлось вздернуть. Из каждой бригады согнали по 50 человек, чтобы присутствовать при казни и сделать надлежащие выводы. Наблюдавший эту сцену Вашингтон был более бледен, чем местные фермеры, продававшие в обход его распоряжений убоину и муку обосновавшимся в Нью-Йорке англичанам, чтобы те ни в чем себе не отказывали.

В конце ноября 1780 года Вашингтон отвел армию на зимние квартиры, оставив основные силы в Вест-Пойнте, а сам поселился в Нью-Виндзоре, в захудалом голландском домишке на берегу Гудзона. Чтобы ему было что выставить на стол, приходилось реквизировать провиант у местного населения. Денег не хватало даже на покупку фуража для его собственных лошадей, не говоря уже про доски, из которых можно было бы соорудить двери для деревянных солдатских хижин. «Жаль, что солдаты не могут, как хамелеоны, питаться воздухом или, как медведи, сосать лапу во время суровой зимы», — с горькой насмешкой писал генерал Конгрессу.

Он стал желчен, иногда брюзглив, и его свите порой приходилось нелегко. В декабре Вашингтон помешал честолюбивому Гамильтону, которому было тесно в роли секретаря, стать генерал-адъютантом. Но тот решил делать карьеру другим способом и 14 декабря сочетался браком с 23-летней Элизабет Скайлер. Свадьба состоялась в Олбани, в особняке Скайлеров; новоиспеченный тесть был тогда членом сената штата Нью-Йорк, и его зять оказался вхож в высшие социальные слои.

В том же месяце Арнольда, которого так и не удалось похитить, англичане отправили в Виргинию с флотилией из сорока двух кораблей. Вашингтон заранее предупредил об этом губернатора Томаса Джефферсона, однако тот не успел вовремя мобилизовать ополчение; Арнольд разорил Ричмонд, сжег дома и склады.

Поскольку Арнольд пока был недосягаем, Вашингтон решил применить план другого похищения — самого Генри Клинтона, — разработанный еще в ноябре. В ночь на Рождество он дал отмашку подполковнику Дэвиду Хамфрису, который с небольшим отрядом должен был сплавиться по Гудзону до Нью-Йорка, ворваться в дом Клинтона, разоружить охрану, связать генерала и вернуться с добычей. Как назло, поднялся сильный ветер, загнавший лодки в залив; операция сорвалась.

В канун нового, 1781 года сбылись худшие опасения Вашингтона: 1300 солдат Пенсильванского линейного полка, расквартированного близ Морристауна, взбунтовались и убили нескольких офицеров. Требования их, впрочем, были вполне законны: еды, одежды, жалованья! Каплей, переполнившей чашу их терпения, стало то, что новобранцы получали свои деньги наличными, тогда как ветеранам не платили уже целый год. Подогревая себя ромом, бунтовщики, захватив всё оружие, какое смогли добыть, и шесть пушек, устремились на Филадельфию, намереваясь запугать Конгресс и добиться своего. Есть же предел человеческому терпению!

Их командир Энтони Уэйн пошел вместе с ними. Вашингтон дал ему наказ держаться как можно ближе к солдатам и проследить, чтобы те не останавливались, пока не переберутся через Делавэр. (Хотя бунтовщики заявляли: «Мы не Арнольды!», — генерал опасался массового дезертирства, поскольку Генри Клинтон через своих агентов вел активную пропаганду среди американских солдат.) Части, расквартированные в Нью-Виндзоре, тоже начинали роптать, и Вашингтон не решался оставить их в этот момент, делая всё возможное, чтобы до них не дошли известия о мятеже. Было у него и еще одно опасение: вот поедет он к мятежникам, прикажет им успокоиться и разойтись, а вдруг они его не послушают? Тогда весь его авторитет мигом испарится! Махнув рукой на Конгресс, он принялся писать непосредственно губернаторам штатов, требуя присылки провианта и солдатского жалованья за три месяца.