Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл

Должно быть, все жители деревни собрались в поместье де Монфоров. Зал был забит немытыми крестьянами и теми скудными пожитками, которые они с собой принесли. Худой, как щепка, фермер улыбался ей беззубой улыбкой, подняв в приветствии корзину с луком-пореем. Смуглолицая старая женщина прижимала к обвисшей груди охапку какой-то одежды. Двое чумазых парнишек подталкивали вперед палками поросенка. Пухленькая жизнерадостная девушка держала на руках квохчущую наседку. А в переднюю дверь входили все новые и новые посетители.

На мгновение Лине испугалась, что они решили захватить поместье. Эта мысль привела ее в ужас. Она покачнулась и едва не упала. Цыган подхватил ее.

— Что им нужно? — прошептала она, дрожа.

— Почему бы вам не спросить их об этом? — предложил он деловито, сохраняя спокойствие и невозмутимость.

Собрав все свое мужество, она стала спускаться по ступенькам. На полпути ее приветствовали дружные возгласы. Долговязый юноша поднял в руке нескольких подстреленных зайцев.

— Я добыл их вчера, — гордо возвестил он и швырнул тушки на складной столик.

— Моей жене они больше не понадобятся, упокой Господь ее душу, — пробормотал пожилой Мужчина, проталкиваясь вперед и водружая на столик пару туфель из толстой кожи.

Из толпы выскочила парочка хихикающих служанок с грубо вытканным бельем, переброшенным через руку, и положила его рядом с туфлями.

— Она хромает! — заорал бочкообразный чернобородый мужчина, толкая перед собой ржавую тачку. — Но она вам еще ой как послужит!

Один за другим деревенские жители выходили вперед, восхваляя достоинства своих подношений и оставляя свои скромные дары в быстро увеличивающейся куче посреди огромного зала. Там были скот и постельное белье, мука для выпечки и семена для огорода, некоторые вещи, в которых она действительно нуждалась, и такие, которые ей совершенно некуда было применить.

Но все они предназначались ей. Эти крестьяне, у которых в карманах не нашлось бы и мелкой монетки, сумели наскрести достаточно, чтобы помочь соседке, которая лишилась при пожаре своего склада и надворных построек. Они принесли ей дары от чистого сердца.

В глазах Лине стояли слезы, и губы дрожали, пока деревенские жители торжественно водружали на стол все новые и новые подарки.

— Это неправильно, — всхлипывая, прошептала она цыгану. — Я не могу принять эти вещи.

Голос его был теплым и добрым, когда он прошептал ей на ухо:

— Вы должны принять их. Вы обидите их, если откажетесь.

Лине шмыгнула носом. Последнее, чего она хотела, это обидеть их. За все годы, что она прожила в Аведоне, она обменялась с каждым из них едва парой слов. Но вот они собрались здесь, утешая и даря ей средства к существованию, которые вряд ли могли себе позволить. Это глубоко тронуло ее.

Она примет эти дары. Это было именно то, чего они хотели. Но она найдет способ отблагодарить их за щедрость. Она смахнула слезы со щек тыльной стороной ладони и вздернула подбородок.

— Добрые люди, — громко начала она, — я не могу найти слов, чтобы поблагодарить вас за вашу доброту. — Она с трудом проглотила комок в горле, молясь, чтобы Господь дал ей силы выполнить свое следующее обещание. — Я обещаю вам… всем вам… что, как только мой склад и мастерские будут отстроены и ткацкие станки де Монфоров снова заработают… — Она посмотрела на лица, дружелюбные лица людей, проходивших мимо нее, как в тумане, и обнаружила на них выражение достоинства, дружелюбия и ободрения. Она гордо улыбнулась, хотя глаза застилали слезы: — Я сотку для каждой семьи Аведона по отрезу камвольной ткани, какую носит знать, чтобы вы смогли пошить из нее воскресную одежду.

Деревенские жители удивленно переглядывались, улыбались в знак благодарности, пока кто-то не начал выкрикивать приветствие. В мгновение ока зал де Монфоров загудел от приветственных криков.

Лине еще не знала, как будет восстанавливать мастерские. Гильдия, вероятно, исключит ее из своих членов, когда она выйдет замуж за простолюдина, лишив ее возможности продавать свои товары на рынке и нанимать учеников. Даже если она каким-то образом сумеет заработать монету-другую и купить пару ткацких станков для домашнего пользования, ей понадобятся годы, чтобы выполнить свое обещание, работая в одиночку.

Но она сделает это. Как-нибудь она встанет на ноги и отплатит этим добрым людям за все те годы презрительного отношения. Как-нибудь она искупит свою вину.

Лине осторожно спустилась по лестнице, подобно пловцу, приближающемуся к пруду с холодной водой. Щербатый мужчина выскочил вперед и схватил ее за руку, сжал ее своими пухлыми лапами и осторожно потряс. Сначала у нее перехватило дыхание, она испугалась, что он собирается сделать ей больно. Но его глаза светились дружелюбием. Она улыбнулась и отняла руку, положив ее на головку застенчивой маленькой девочки. Высохшая старуха подступила к ней и благодарно обняла Лине. Малыш, старательно сосавший палец, потянул ее за юбку.

Все оказалось не так страшно, как она ожидала. Она двигалась сквозь толпу, словно раздвигая воду, здесь касаясь плеча, там попадая в дружеские объятия, все глубже и глубже заходя в самую середину толпы собравшихся. Но она не испытывала ни страха, ни отвращения. Они были всего лишь людьми, даже в своих замасленных фартуках и с грязными руками, немытыми волосами и голыми ногами и руками. Они были ее людьми.

Она все еще плыла на волнах доброжелательности и благосклонности, когда взобралась на повозку, на которой ей предстояло совершить поездку в замок де Ваэров. Цыгану придется изо всех сил подгонять пони, если они хотят добраться туда до полуночи. К счастью, погода была хорошая — дождей, которые могли бы превратить дорогу в непролазное болото, не предвиделось.

Мимо них проносились клены, дубы и березы, а повозка мчалась по дороге. Даже весело чирикающие воробьи не могли угнаться за ними. Запах сырой земли и нежный аромат цветущих яблонь обволакивали их подобно мимолетным воспоминаниям. Редкие облака над головой казались им кочевниками, путешествующими по небу, небу, которое было почти такого же цвета…

Внезапно Лине всхлипнула. Цыган натянул поводья, останавливая лошадь, и встревоженно повернулся к ней.

— Что случилось? — спросил он.

Как она могла объяснить? Это казалось ей таким незначительным и банальным.

— Моя голубая камвольная ткань… — заревела она. Внезапно на ее плечи обрушилась тяжесть всего, что она потеряла за последние годы, — ее отец, ее титул, ее склад, ее ткацкие станки… Но в этот момент самой горькой потерей представлялась ей драгоценная голубая камвольная ткань, шерстяная ткань, выкрашенная редкой итальянской краской, ткань цвета его глаз. Это было глупо, она знала, эта потеря была незначительной перед лицом намного более серьезных утрат, но она не могла сдержать слез.

— Ее больше нет, — всхлипывала Лине, закрыв лицо руками. — Моей голубой камвольной ткани больше нет.

Дункан, не колеблясь, принялся утешать ее. Он потянулся через сиденье и заключил ее в свои объятия. Ему пришлось успокаивать достаточно плачущих женщин, чтобы знать, что их слова зачастую не имеют ничего общего со слезами. Не имело значения, что она едва избежала гибели от рук морских пиратов, что за ней охотились чуть ли не по всей Фландрии, что она в одиночку расправилась с грозным испанским преступником, что в огне погибли все ее средства к существованию. Самой большой ее заботой сейчас была чертова голубая ткань. А он не мог ее вернуть.