История войн на море с древнейших времен до конца XIX века. Том первый - Альфред Штенцель

Даже при беглом взгляде на ход этой войны нельзя не видеть, что Антоний, вследствие своей бездеятельности постоянно упускал наиболее благоприятные случаи, причем, делал это так упорно, как будто действовал преднамеренно. Всякие излишества так расстроили его нервы, что, будучи от природы способным человеком, неоднократно отличавшимся на военном поприще, он под конец обратился в безвольную куклу в руках распутной женщины. В начале войны в его распоряжении был флот и армия, деньги и запасы, между тем, как Октавиан был совершенно не подготовлен; таким образом, у него был громадный материальный перевес над противником, но умственной и нравственной способности использовать этот перевес у него не было.

Постепенно он приводил свои громадные боевые силы все в худшее и худшее состояние и сделал все, чтобы их ослабить и деморализовать, пока, наконец, уже не оставалось другого выхода, как только принять сражение при самых неблагоприятных условиях. Едва ли можно найти в истории другой пример человека, который до такой степени был бы сам себе врагом, и так очевидно стремился бы к собственной гибели, как Антоний. Кроме того, его жалкое поведение и погоня исключительно за чувственными удовольствиями не могли не подорвать в глазах его армии уважения к своему предводителю, а полное равнодушие его к нуждам людей, которые вследствие этого терпели недостаток во всем и гибли, в то время как сам он утопал в роскоши, отвратило от него все сердца. Однако, несмотря на все неблагоприятные условия, которые в течение целого года расстраивали его флот и армию, силы его ни в коем случае не могли считаться ничтожными или не заслуживающими внимания. Когда старый воин перестает уважать своего предводителя и даже презирает его, он, тем не менее, продолжает сохранять привязанность к своему званию и к своему делу; он иногда нарушает дисциплину, перестает повиноваться и даже доходит до мятежа, но со своей честью он все-таки будет храбро, до последней крайности биться с неприятелем. В этом и заключалась опасность для Октавиана в сражении при Акциуме, несмотря на то, что во всем остальном обстоятельства складывались для него благоприятно.

Октавиан тоже не показал достойного подражания примера: он проявил поразительное отсутствие предусмотрительности и осторожности, начав войну, к которой он был совершенно не подготовлен, и которая потребовала еще целого года приготовлений. Его спасло полное отсутствие энергии и близорукость Антония, а затем, во время самой войны – его спас его верный друг и помощник Агриппа. Мы уже говорили, что римляне строили флот только тогда, когда в этом представлялась крайняя необходимость, но зато они строили в таких случаях сразу сильный флот и шли с ним прямо на врага; почти всегда они одерживали над неприятелем решительную победу, главным образом, благодаря применению новых способов абордажного боя (легионеры, абордажные мостки). Успехи их были почти исключительно тактическими успехами и заключались в нанесении неприятелю сильных ударов, для которых последний давал удобный случай своим незнанием, самонадеянностью или неумением. Стратегия римлян была очень простая и примитивная и заключалась только в том, чтобы разыскать неприятеля. Случаи иного употребления флота встречаются только в виде исключения.

Так именно действовал и Агриппа против Секста Помпея; однако при этом, введя в употребление броневой пояс, абордажные и зажигательные снаряды, он проявил проницательность не только в области тактики (приемах боя), как Дуилий, но, создав порт Юлия, удобно расположенную и безопасную операционную базу, доказал вместе с тем такое понимание стратегии, какого до тех пор не проявил ни один римлянин. В войне против Антония он обнаружил широкое понимание способов ведения морской войны вообще, дав отдельным частям флота самое целесообразное назначение и использовав его с наибольшим вредом для противника:

1) он прервал неприятельские линии сообщений, захватил транспорты, отрезал доставку припасов по морю и, таким образом, вызвал недостаток их в неприятельском лагере;

2) он тревожил и разорял побережье в тылу неприятельской армии;

3) он захватил укрепленные города в неприятельской стране, благодаря чему получил возможность еще более опустошать ее; города эти вместе с тем имели значение как гавани или узловые пункты на морских или береговых путях сообщения; таким образом, он прервал или затруднил подвоз продовольствия неприятелю и сухим путем (Метона, Патры, Коринф);

4) он занял острова, служившие опорными пунктами для его флота (Коркира, Левкадия), и таким образом, стеснил до последней степени район действий неприятеля; он воспользовался этими островами как наблюдательными пунктами для контроля над морскими путями;

5) наконец, он пользовался вообще всяким случаем на море и на суше, чтобы нанести неприятелю вред в открытом бою, причем, умел неожиданно появляться там, где его всего менее ожидали.

Начав кампанию в то время, когда его противник еще стоял на зимних квартирах, он своей неутомимой деятельностью показал, чего может в таких случаях достичь флот смелым наступлением; все его успехи были достигнуты в период времени менее пяти месяцев. Таким образом Агриппа подал пример того, как следует вести малую войну, и другой столь же поучительный пример трудно найти. Постоянные успехи его должны быть во многом приписаны вялости и бездеятельности неприятеля, который за все время предпринял только две операции на море (Назидий и Сосий), но это нисколько не умаляет заслуг самого Агриппы. Он был единственным римлянином, проявившим талант в морской войне, в которой он достиг блестящих успехов.

Однако Агриппа не ограничивался малой войной и вполне основательно смотрел на нее только как на средство для достижения главной цели – уничтожения главных сил противника. Как только пришло время, он действительно приступил к действию. Заняв Коркиру и обеспечив, таким образом, путь Октавиану в Эпир, он предложил ему переправиться туда; до тех пор сделать это было бы рискованно, так как пока этот остров находился в неприятельских руках и служил станцией для флота Антония, Октавиану пришлось бы высаживаться, по крайней мере, на 160 морских миль севернее Акциума, вместо 22 миль, как это было сделано в действительности.

Тем не менее, переправу девяностотысячной армии вблизи сильного неприятельского флота нельзя не признать крайне смелой; смелость эта свидетельствует о том, что Агриппа умел правильно судить о своем противнике и твердо надеялся на свой флот, что доказывает его блестящие способности как флотоводца.

Сверх ожидания, армии Октавиана не представилось случая к каким-либо серьезным действиям, так как Антоний избегал сражения. Тогда Агриппа снова взял на себя инициативу и, действуя настойчиво, упорно и осторожно, поставил неприятеля в такое безвыходное положение, что вынудил Антония, против его желания и при неблагоприятных для него условиях, дать решительное сражение; Антоний предпочел сражение на море, и решать дело пришлось флоту.

Агриппа, вызванный Антонием на бой, стоял перед страшной ответственностью: от него зависела участь всего мира, но он привык всегда действовать на войне наступательно и не изменил себе и в этом случае. Не колеблясь ни одного мгновения, он поднял брошенную ему перчатку, но при этом вовсе не был расположен в угоду противнику атаковать его на неприступной его позиции. Правильно оценив обстановку, он немедленно отдал распоряжения, сообразуясь с очень простым, но, тем не менее, часто забываемым тактическим правилом: «атаковать неприятеля на сильной позиции только в том случае, если его нельзя обойти или выманить с этой позиции». В данном случае обойти неприятеля не было возможности, так как оба его фланга примыкали к берегу, а потому он решился попробовать выманить его с его позиции.