Печать на сердце твоем - Андрей Валентинов

— Жди, комита! Десять раз по сто посчитай и тогда плыви шибко-шибко! Верь Саже! Моя не подвести!

Згур хотел ответить, но фрактарий махнул рукой и беззвучно прыгнул в черную, подернутую дымкой тумана воду. Згур вздохнул. Десять раз по сто… Итак, один, два, три…

Время тянулось невыносимо медленно, капля за каплей. Черная тень «дракона» недвижно качалась на волнах. Стояла мертвая стылая тишина, но Згур знал — каждый миг может стать последним. Шипение, яркая вспышка — и дымящийся язык Пламени. Смерти. Даже если промахнутся вначале — лодьи слишком далеко, будет время взять верный прицел. Он уже жалел, что послушался Сажу. В голове звенящим молоточком стучало: «Пять сотен и сорок три, пять сотен и сорок четыре…»

Внезапно тишину разорвал крик. Негромкий, далекий, он ударил словно колокол. Згур резко повернулся. Галера? Нет, кажется, берег! Заметили! Сквозь туман начало проступать яркое неровное пятно. Згур понял — костер! И не маленький, возле которого хорошо греться, а громадный, сигнальный. И словно в ответ, ярко вспыхнули огни на галере.

— Весла на воду! Вперед!

Таиться поздно. Успел Сажа или нет — ждать нельзя. От черных бортов слышались крики, огни стали ярче, на вершине мачты желтым пламенем запылал факел…

Лодьи уже мчались. Згур застыл у мачты, считая мгновения. «Восемь сотен и два, восемь сотен и три…»

И тут ударило Пламя. Не с шипением — с грохотом, гулко разнесшимся по сонной реке. Огненный язык лизнул воду далеко в стороне от них, но хватило и этого. Яркая желтая вспышка высветила все — и далекий берег, и покрытые кустами холмы, и три лодьи, бесшумно скользив-

шие к черному «дракону». Теперь уже сомнений не было. Их видели. Видели — и Смерть готовила удар.

Пламя не медлило. Вода вспыхнула прямо перед носом правой лодьи. Згур успел заметить, как черный нос попытался вильнуть в сторону, но было поздно. Следующий удар обрушился прямо в центр, на острый силуэт мачты. Лодья загорелась сразу — вся, от носа до кормы. Згур заметил, как черные фигурки падают в черную воду…

Вокруг уже кричали — громко, отчаянно. Згур и сам еле удержался, чтобы не завопить от бессилия и страха. Хотелось забыть обо всем, прыгнуть в ледяную воду и плыть, плыть, плыть… Лучше пучина, лучше илистое дно, чем всепожирающее Пламя. В висках билось: «Тысяча и двадцать одно, тысяча и двадцать два…» Поздно, поздно!

Мгновения шли, но Смерть медлила. И вдруг Згур сообразил, что черный высокий борт закрывает белесое предрассветное небо, галера уже совсем рядом, а Пламя словно забыло о них. Радости не было — только растерянность. Неужели!..

— К бою! Крюки! Веревки! Вперед!

Голос прозвучал словно со стороны, и Згур не сразу понял, что кричит он сам, причем не по-румски, а на родном наречии. Перевода не потребовалось. Крик усилился, но теперь в нем слышалась ненависть и жажда мести. Нос лодьи с силой ударил о черный борт, и Згур понял — пленных не будет.

Схватка была недолгой и кончилась как-то сразу, в единый миг. Згур еще только успел подняться по прочной веревке на заваленную трупами палубу, а со всех сторон уже доносилось победное «Ферра!». Ни ему, ни Ярчуку, оказавшемуся на палубе мгновением раньше, не нашлось работы. Лишь позже он сообразил, что врагов на борту оказалось не больше двух десятков, да и те почти все без доспехов и щитов. Воины Кей-Сара слишком понадеялись на Пламя — и на бдительность сонных часовых.

Сажа встретил «господина комита» на самом носу захваченного «дракона». На фрактарии был небрежно накинут чей-то окровавленный плащ, а рядом лежали трупы. Згур даже не стал считать, но понял — не меньше десятка.

Сажа ухмылялся во весь белозубый рот, не обращая внимания на залитую кровью шею.

— Хайра, комита! Сажа дело сделала! Згур схватил фрактария за мокрые плечи, прижал, слегка тряхнул:

— Молодец! Показывай!

Вблизи Пламя Смерти напоминало огромный сосуд для вина, каким издавна пользуются румы: приземистый, ши-рокобокий. Из покатого бока торчала широкая трубка, а рядом высилось что-то, напоминающее огромный мех. Впрочем, разглядывать мудреное устройство не было времени. Згур помнил — бой не кончен. Там, на берегу, все в самом разгаре.

— Пользоваться умеешь?

Сажа хмыкнул, гулко ударил кулаком по широкой груди:

— Моя умей, комита! Моя показать!

Он кликнул двух фрактариев, и те принялись деловито качать мех. Еще двое не без труда развернули тяжелый «горшок». Сажа повозился с какими-то креплениями, щелкнул искрящим кремнем:

— Иа-а-а-а!

Пламя с гулом рванулось к темной воде. Згур невольно отшатнулся. Как просто! Черный парень, смешно говорящий по-румски, выпустил на волю пленную Смерть. Выходит, Пламя теперь в их власти?

Подошел мрачный Чудик, скороговоркой сообщивший, что на галере убиты все, «катакиты» при штурме отделались тремя ранеными, но с лодьи Крюка удалось поднять лишь семерых. Сам сотник уцелел и даже умудрился не обгореть, но был зол, как демон. Пламя Смерти сожрало тридцать пять его парней, не успевших даже прыгнуть в горящую воду.

Пора было подумать о береге. Згур перешел на правый борт, пытаясь хоть что-нибудь увидеть в сизой предрассветной дымке. Издалека доносились неясные голоса, кажется, кричали «Ферра!», но понять, кто кричит, было совершенно невозможно. Згур прикинул: на галере могло. быть до двух сотен, почти все они — на берегу, а с Гусаком ушло всего девять десятков…

Еще не совсем понимая, что делает, Згур приказал развернуть галеру носом к волоку. «Катакиты» бросились к веслам, но громадный «дракон» повиновался с трудом, словно не желая отдаваться на волю мятежников. Наконец, после нескольких попыток, черная туша дрогнула и начала медленно поворачиваться. И тут сквозь редеющий туман Згур заметил несколько темных пятен. Они росли, приближались. Згур всмотрелся. Лодьи? Нет, просто лодки, чуть побольше рыбачьих. Свои? Но он не приказывал Гусаку нападать на галеру!

— Сажа! Подсвети!

Черный понял, заулыбался, кивнул своим подручным. Те налегли на мехи. Жидкое гудящее пламя рванулось вперед. И сразу стало ясно: перед ними — враги. Лодок было много — больше десятка, каждая переполнена, борта едва не черпали воду. Згур понял — воины Кей-Сара, спасаясь от нежданных гостей, спешат на галеру. Их оставалось слишком много, не менее полутора сотен. Если они ворвутся на палубу, «катакитам» не устоять.

Сзади послышался знакомый кашель. Згур поморщился. Почему-то ему не хотелось, чтобы Ярчук видел то, что сейчас произойдет. А впрочем, пусть смотрит! Этот венет ему, Згуру, не судья. Думать и рассуждать поздно. Они на войне. И боги простят его!

— Сажа! Ты их видишь?

Фрактарий нетерпеливо кивнул, сверкнув белками выпуклых глаз. Все, отступать поздно!

—Жги!

Он отвернулся, зная, что сейчас услышит. Знакомый гул, шипение горящего «жира» и крики — отчаянные крики сотен обреченных. Внезапно вспомнилась черная ледяная равнина, коленопреклоненные люди в страшных меховых личинах. Сколько раз Згур пытался забыть, не вспоминать. Тогда ему приказали. Теперь он сам отдает приказ. Ивор прав — этому нетрудно научиться.