Омега - Джек Макдевит

– Куда прикажете, мисс Хатчинс? – спросил кэб после того, как она предъявила свою карточку.

Неожиданно для себя Хатч сказала:

– Джорджтаун, – и дала адрес галереи искусств на Висконсин-авеню.

– Отлично, – произнес кэб, поднимаясь.

Он повернул к северу и пролетел над Потомаком, сильно поднявшимся со времен Рузвельта. В надвигающейся ночи сверкал остров Конституции с кварталом общественных зданий. Памятники Линкольну, Джефферсону, Рузвельту и Брокману безмятежно взирали со своих возвышений. А старый Белый дом с подсвеченным флагом США с пятьюдесятью двумя звездами стоял за каналами. Ярко освещенный круизный корабль медленно шел вверх по течению.

Ночь была полна движения. Шаттл поднялся с Рейгана, направляясь к «Колесу». Повсюду сновали глайдтрейны. Она позвонила Тору, предупредила его, что будет поздно.

– Что там, в Джорджтауне? – поинтересовался муж.

– Я направляюсь в галерею.

Тор, конечно, знал это место. В прошлом они продали много его работ.

– Зачем?

– Не знаю точно. Хочу взглянуть на «Центр урагана» Гильбера.

Казалось, его устроил такой ответ. Она почти решила, что муж ожидал от нее чего-то в этом роде.

Полет занял всего пару минут. Кэб спустился в Висконсин-парк и спросил, хочет ли она, чтобы он ее дождался.

– Нет, – сказала она. – В этом нет необходимости, спасибо.

– Хорошо, мисс Хатчинс.

Она улыбнулась. У ИИ был британский акцент.

Галерея располагалась на восточной стороне Висконсин-авеню, которая изначально была предназначена для повозок и лошадей, затем ее заполнил моторизованный наземный транспорт, а теперь по ней разрешено было только пешеходное движение и опять-таки проезд повозок, запряженных лошадьми. Хатч переключила комм на считывание и выбралась наружу.

Каждый вечер в Джорджтауне был вечером свиданий. Рестораны были полны. По улицам бродили покупатели и туристы, из дюжины кафе доносились музыка и смех, а в парке мим развлекал стайку детей.

Джорджтаунская галерея искусств располагалась между мебельным магазином и лавкой антиквара. Весь этот квартал казался ветхим, потрепанным. Такая архитектура намекала, что это магазины того типа, где можно найти качественные товары с потускневшим глянцем, но по сходной цене. Парадная дверь галереи была открыта, и Хатч увидела двух человек за разговором. Пока она смотрела, беседующие зашли внутрь и дверь закрылась.

Галерея занимала два этажа, соединенных рахитичной лестницей. Внутри пахло мебельным лаком и кедром, свет был приглушен. Плотные шторы закрывали окна, на полу лежали толстые ковры. Интерьер был напыщенным, бескомпромиссно-официальным. Хатч шагнула в прошлое, в двадцать второй век.

Несмотря на то, что она была замужем за художником, она мало знала о различных школах или даже о выдающихся мастерах. Поэтому она просто бродила среди пейзажей и портретов людей, одетых по моде прошлых веков. Встретились несколько картин более эзотерического плана, по сути, геометрические узоры, предназначенные для того, чтобы будоражить каким-то непонятным ей способом. Тор пытался объяснить ей особенности некоторых техник живописи, но Хатч не стала скрывать от него, что в этих вопросах она совершенный обыватель, и он оставил ее в покое.

Кроме двоих мужчин, она никого не увидела. Их разговор прервался, один ушел, а второй направился к ней, вежливо улыбаясь.

– Добрый вечер, – произнес он, и Хатч узнала голос Юджина Гамильтона. – Чем могу служить?

– Мистер Гамильтон, меня зовут Хатчинс. Я недавно говорила с вами.

Он расплылся в улыбке.

– Ах да. Полотна Дешэ.

– Нет. Вообще-то мы говорили о картине Гильбера.

– «Центр урагана».

– Да.

– Это прямо здесь. – Он провел ее в глубь помещения и свернул в боковую комнату. Сразу слева висел «Центр урагана». И он оказался прав: монитор передавал картину неточно.

Облако было живым, полным внутреннего движения и освещенным внутренней мощью, и оно приближалось к ней. Не за ней – поняла Хатч. Ничего личного. Она слишком ничтожна, чтобы ее заметили. Но для нее лучше бы уйти с дороги.

– Мистер Гамильтон, вы случайно не знакомы с Гарольдом Тьюксбери? – осведомилась Хатч.

Он поднял бровь и повторил про себя имя.

– Что-то знакомое, – проговорил он неуверенно.

Но нет, он ошибся. Не мог сказать, видел ли он когда-либо Гарольда в магазине. И надеялся, что это не создаст проблем.

Она спросила, не покупал ли Гарольд здесь какую-нибудь картину.

– Он недавно скончался, – скончался она.

– Мне так жаль.

– Как и всем нам, мистер Гамильтон. Я хотела бы подобрать что-то подходящее в память о нем. Что-то, что понравилось бы ему.

– Ах да, понимаю.

– Он часто упоминал вашу галерею. В пылких выражениях, должна признаться.

Гамильтон скромно поклонился.

– Я подумала, что, если узнаю, какого рода картины он покупал, смогу лучше выбрать.

– Да. Конечно. – Гамильтон зашел за стойку и просмотрел свои списки. – Как пишется его имя?

Гарольд купил работу Чапделэйна. Веселенькое полотно. Гамильтон показал его Хатч. Молодая женщина, читающая в парке на скамье, окруженная белками, кардиналами и сойками. Надвигались грозовые тучи.

Дата покупки – 10 марта. На той неделе, когда он умер. Но Хатч не видела связи между белками или даже надвигающейся грозой и Омегой.

Она вернулась и вновь посмотрела на полотно Гильбера.

– Вижу, вас захватил «Центр урагана», – заметил Гамильтон. – Он очень мил. Полагаю, он мог бы стать замечательным приобретением для вашего дома.

Да, мог бы. Конечно, дороговато. Как и все здесь.

– Согласна. Но вкусы моего мужа так сложно предугадать. Вы понимаете? – Хатч вздохнула. – Дайте подумать. И, если не возражаете, я еще немного погуляю.

Она стала обходить помещение. Гамильтон, извинившись, отправился обслуживать другого посетителя.

Она подумала, что, возможно, найдет что-нибудь в абстрактных картинах, экспериментах с перспективой Ван Хоккена или гиперболических пейзажах Энтуистла. Но наконец решила, что, какое бы озарение ни посетило Гарольда, она не найдет ключ к нему в Джорджтауне.

– Это убивает меня, – сказала она Тору за семгой с картофелем. Морин уже поела и играла в гостиной.

– Ты взяла домой диск Чарли?

Хатч повернулась, взяла диск и положила рядом с тарелкой мужа. Он ткнул в него вилкой, как будто тот мог укусить.