Сингомэйкеры - Юрий Никитин

Он умолк, но Макгрегор, усмехнувшись, сказал желчно:

— Завтра ужесточим. Или, вернее, сузим рамкижизнеспособности. Всех прочих начнем отбраковывать.

Штейн поморщился.

— Ладно-ладно, не спешите. Я буду голосовать против.Жизнь человека пока что священна. Как нормального, так и быдла…

Кронберг сказал с укором:

— Ну что ты все «быдло» и «быдло»? Все-таки мы ученые иполитики, а не польские паны времен Речи Посполитой. Замени…

Гадес сказал ехидно:

— Что, плохому танцору политкорректность мешает?

— Не политкорректность… Не хочу быть похожим натуповатого помещика.

Гадес сказал вдруг:

— А давайте назовем простой народ недосингами! Еслимы — сингуляры, то они — недосингуляры. Но это длинно, а проще будет«недосинги». И достаточно понятно.

— Кому? — спросил Штейн саркастически.

— Нам, посвященным. А остальные пусть идут лесом.

Штейн поморщился.

— Слово какое-то… корявое.

— Консерватор, — сказал Гадес обвиняюще. —Все новое кажется сперва корявым!

Кронберг торопил созданные под нашим покровительствомнаучно-исследовательские институты, чтобы начинали работу над переносом«эффекта жемчужницы» на человека. Для этого пришлось создать еще пару научныхцентров под прикрытием. Опыты над человеком ставить низзя, зато сейчас двебольшие группы ученых работают наперегонки, победителю обещаны не толькогранты, но и, как говорится, все-все, что пожелаете.

Я быстро выяснил, что жемчужница не только сама живетбесконечно долго, но и делится своим умением с другими. К примеру, лососьвсегда умирает после нереста, но если на нем паразитирует жемчужница, онавпрыскивает в его организм некое вещество, лосось снова бодр и весел, о смертине думает, живет себе и живет, вместо одного раза, как остальные, он нереститсякаждую осень. И при пятом-шестом нересте молод так же, как и при первом!

Курировать работы над жемчужницей с лососем взялись Кольвицс Бернсом, выяснив, что гормональные и прочие сдвиги при старении людей илососей совпадают до сотых процента. Оба обещали быстрые и сенсационныерезультаты, и вскоре я узнал, что их статус повысился до А, а кабинетыпереместились на два этажа вверх.

Сегодня Кронберг и Макгрегор шли через зал, оживленнобеседуя, вдруг Кронберг поймал меня взглядом, что-то сказал Макгрегору, тотпосмотрел на меня и засмеялся.

Я демонстративно проверил, застегнута ли ширинка. Макгрегорсказал весело:

— Кронберг уверен, что вы не любите негров! Это правда?

— Негров? — удивился я. — Да при чем тутнегры?

— Ну, — сказал он, — а как вы оцениваетелюдей?

Я развел руками.

— По их работе. По интеллекту. По вкладу в прогресс.

Кронберг улыбнулся, похлопал меня по плечу.

— Видите, Макгрегор? Не удалась ваша провокация. Умвезде одинаков! У умных людей общие признаки, как и у всех дураков, несмотря наразличие наций, одежд, языка, религий, даже взгляда на жизнь. Потому нашаорганизация абсолютно интернациональна. Мы даже не знаем, кто из работающих вней какой нации, веры или прочей допотопной дури.

Макгрегор добавил:

— Да никого это и не интересует, если честно.

— И Юджин, — сказал Кронберг с улыбкой, —конечно же, понимает, почему так.

Я зябко передернул плечами.

— Да, конечно. Когда Ноев ковчег отчалит, на его бортубудут люди одной нации… в нашем понимании нации. В сингулярности исчезнутрасовые различия уже потому, что не будет… бр-р-р, выговорить страшно!.. даженаших привычных тел.

Они измерили меня внимательными взглядами, словно взвешивали,насколько искренне я готов расстаться со своим мускулистым наколлагененнымтелом, Макгрегор сделал движение идти дальше, но Кронберг сказал мне спокойно:

— Теперь вы понимаете, почему не бьем тревогу, чтонаселение Индии, Китая и прочих слаборазвитых стран увеличивается с пугающейнепосвященных скоростью?.. Пусть, нам нужны рабочие. Рабочие, техники,инженеры. Даже конструкторы. Чем их больше, тем шире основание пирамиды. Всеравно фундаментальные науки развивают только в США и двух-трех институтах Европы.А для них и не требуется много… гм… населения в стране.

— Это потому что…

Я не договорил, горло сжали невидимые пальцы. Кронбергкивнул.

— Не бойтесь произносить такие слова вслух, —сказал он спокойно. — Конечно, в нашем кругу. Это потому, что мы невозьмем в сингулярность всю эту огромную кишащую массу. Взять их — этопреступление. Не перед ними, конечно. Перед будущим. Которое определяем мы!

Они ушли, а я с облегчением выпустил воздух из груди. Черт,я же не раз слышал в нашей организации «…этих возьмем в сингулярность», «этихне возьмем», но воспринимал это как «…мы идем к победе коммунизма» или «мыповысим в следующем году вэвэпэ страны», то есть как нечто общее, аоказывается, что все говорилось буквально!

Я чувствовал озноб в теле и непривычную робость, а чтобыоробеть мне, тихому в манерах, но вообще-то наглому внутри, это надо издохнутьне одному стаду мамонтов. Итак, мы в самом деле планируем одни категориинаселения взять в сингулярность, других — оставить.

Вот именно эта операция и называется «Ноев ковчег». А мыопределяем, кто чистые, кто нечистые. И если Ной брал тех и других поровну, томы, по словам Кронберга, такой ошибки не повторим.

Я зажмурился, ударил себя кулаком в бок. Черт, я быпредпочел решать задачи любой сложности, скажем, по обузданию разбушевавшейсятолпы, чем влезать в морально-этические проблемы. Мне даже про эвтаназиюслушать не хочется, хотя умом я и понимаю доводы о ее целесообразности. Но тоумом…

Большой минус большинства работ в том, что новооткрытыеистины излагаются таким тяжелым и сложным для простого человека языком, чтоделают эти истины ему совершенно недоступными. А для специалистов, кто самработает в близких областях, этот язык не кажется сложным, сами так излагают.

Ну, на простой народ нам наплевать, как я вижу, во всякомслучае, его мнение в расчет не берем, но усложненное объяснение мешает и темспециалистам, которые хотели бы сохранить мозговую энергию на свои работы, арезультаты чужих исследований получать в более удобоваримой форме.

Я старательно просматривал эти научные труды с чертежами,выкладками и формулами, пока не сумел изложить для себя и других, кому будувтемяшивать, в достаточно простой и понятной форме: все существа на Землекогда-то оказывались на грани гибели, и одни торопливо менялись в целяхвыживания, другие дохли. Когда началось глобальное потепление и пересыхаливодоемы, одни рыбы дохли, другие научились дышать воздухом, а третьиналовчились переползать из пересыхающих озер в более просторные. А потом ивовсе — перебегать.