Рыжее наследство - Инна Ромич

Далхаузи растерянно наблюдал этот взрыв ярости. Внезапно он притянул ее к себе, в его глазах зажегся незнакомый огонь — требовательный, манящий, подчиняющий... Эрика снова, как когда-то, почувствовала себя очень маленькой по сравнению с ним. Он запрокинул ей голову и впился губами в ее нежные полуоткрытые губы. Сейчас ей совсем не хотелось сопротивляться. Девушка прерывисто вздохнула и со стоном запустила руки ему в волосы. Она чувствовала, как кровь ритмично пульсирует в жилах, ударяет в голову, кружит ее... На мгновение они стали одной кровью, одним сердцем, одним дыханием. Страх и горечь расставания отступили, оставляя только это странное, ни на что не похожее ощущение единения.

— Эй, вы скоро там? — раздался из-за кустов голос Оуэна. — Я уже вывел лошадей на дорогу.

Дик опомнился первым. С ужасом глядя на сереющее небо, он схватил Эрику за руку.

— Ты должна ехать! Скорее, не то будет поздно.

Она не успела опомниться, как он уже тащил ее к дороге. Возле высокого вяза стояли кони, уже оседланные, с мешками, притороченными к седлу. Рядом топтался замерзший паж.

Эрика остановилась, умоляюще глядя на шотландца.

— Ты довезешь ее до Пуатье, — грозно сказал Дик, глядя на Оуэна. — Понял? Вы должны добраться до города и ждать меня там.

Паренек испуганно закивал. Ричард схватил девушку в охапку и силой усадил на коня:. «Какая она легкая», — пронеслось у него в голове.

— Уезжай! — крикнув он, вкладывая ей в безвольные руки конский повод.

— Нет! — зарыдала она. — Нет, нет, нет! Я люблю тебя!

Рыцарь выхватил кинжал и ткнул острием в круп своего жеребца. Оскорбленное животное заржало, взбрыкнув задними ногами, и с места сорвалось в галоп.

— Береги ее, головой отвечаешь! — Он погрозил кулаком несчастному Оуэну. — Прощай!

Двое всадников растворились в серых сумерках ночи. Ричард Далхаузи постоял еще немного, пока не затих топот копыт по дороге, а потом медленно побрел назад. Его охватило какое-то странное чувство, будто он утратил нечто такое, без чего никак невозможно жить дальше. Ему даже стало тяжело дышать... Он остановился, разрывая ворот котты, и глубоко вздохнул. Теперь он может умереть как настоящий воин. На пустынной дороге посреди леса стояла покойная тишина, лишь из лагеря доносился приглушенный шум — там готовились к утреннему бою. До него оставалось несколько часов.

* * *

На ветру слезы высохли быстро. Пригнувшись к седлам, они молча мчались прочь от французского лагеря. Оуэн вопреки всему был серьезен, да и ей не хотелось разговаривать. Глотая слезы, она молча мчалась вперед, подгоняя коня почти бессознательно. Казалось, что в груди, где только что горел маленький огонек, вдруг возникла огромная дыра, сквозь которую по капле вытекает жизнь.

Постепенно Эрика впала в какое-то странное оцепенение. Мимо летели редкие деревья, холмы смутно желтели в лучах рассветного солнца, но она не замечала ничего, погруженная в себя. В голове было одно: он ее любит, а она уезжает от него, покидает одного... Только что обретенная любовь яростно боролась за существование, пронося перед ее внутренним взором новые и новые образы. Она тонула в Клайде, и чья-то рука хватала ее и вытаскивала на поверхность; черный конь Дугласа мчался на нее, но стрела втыкалась точно перед ним, заставляя остановиться и повернуть назад... «Не бойся, все будет хорошо, главное, что ты жива», — шептал знакомый голос.

Они уже отъехали достаточно далеко. Солнце взошло над горизонтом, кругом простирались обнесенные изгородями поля, пели птицы. Покой и благодать плодородной земли убаюкивали, не давая возможности поверить в то, что в этой сонной сытой тиши может произойти что-то страшное. Странно было вообразить среди мирной картины, что совсем недалеко отсюда скоро прольется людская кровь, обагряя высокую траву...

Такое же свежее и тихое утро стояло, когда она убегала из Тейндела, подумала Эрика. Так же громко пели птицы. А в это время ее отец и братья сражались с проклятым Ноллисом... Год назад. Почти год. Она рванула повод коня, заставляя его остановиться. В тишине громко стрекотали кузнечики, солнце медленно поднималось над окрестностями.

— Ты чего? — спросил паж. — Поехали, Дик приказал...

— Тихо! — шикнула на него Эрика.

Какая-то мысль не давала ей покоя. Что-то мешало... «Прощай!» — сказал он. Прощай — значит навсегда. Вдруг она отчетливо услышала слова Дика: «Если хочешь выжить и спасти своих близких, нужно научиться сражаться самому».

— Так тихо... — робко сказал Оуэн.

Эрика покосилась на него. Паж был бледен как полотно. Веснушки на его физиономии казались маленькими фонариками, глаза были размером с блюдце. Девушка хотела было сказать, что сюда ничего и не должно доноситься, как вдруг они услышали.

Страшный выкрик, словно единый вздох, потряс окрестности, заставив всадников зажать уши, а лошадей испуганно отпрянуть в сторону.

— Аа-а-ахха-а!

В этом крике слышалась такая жуть, что они невольно пригнулись к головам лошадей.

— Что это? — выдохнула девушка.

— Это оно... сражение, — с ужасом прошептал Оуэн. — Началось.

Эрика на мгновение закрыла глаза, чувствуя, как холодеет сердце.

— Поворачиваем назад! — вдруг бешено выкрикнула девушка.

— Ты что?! — вытаращил на нее глаза паж. — Ведь он приказал... Я головой за тебя отвечаю. Не пущу!

— А мне все равно, что он приказал! — срывая голос, заорала она. — Хэй-я!

Она рванула повод, заставив лошадь встать на дыбы. Конь жалобно заржал, и Эрика едва не вывалилась из седла. Сделав гигантский прыжок, серый жеребец понесся обратно прямо через поле, приминая спелую пшеницу.

* * *

На поле кипело яростное сражение. Англичанам удалось занять выгодную позицию на высоте: два холма примыкали друг к другу, образуя пологую дугу, на которой высился частокол, спешно выстроенный по приказу Черного принца. В просветах между кольями сплошной стеной стояли валлийские лучники, буквально поливая стрелами наступающую армию французов. Звон спускаемых тетив, зловещий свист стрел слышались в воздухе, нагоняя панику на противника.

Огромная белая палатка короля Иоанна виднелась на небольшой возвышенности. Окруженный своими рыцарями, король Франции сидел в седле великолепного белого иноходца, который в нетерпении рыл копытом землю.

Король Иоанн приказал спешиться своим рыцарям, слепо повторяя маневр собственного врага, совершенный им десять лет назад, и теперь горько расплачивался за это. Тяжело вооруженные французские рыцари в тридцати фунтовых доспехах медленно брели по колено в грязи, представляя собой идеальные мишени для стрелков. То тут то там кто-нибудь хватался за грудь, пронзенную длинной валлийской стрелой, и падал замертво. Поле было устлано множеством тел, а у стен частокола кипел яростный бой. Здесь сражался цвет французского рыцарства. Яркое солнце отражалось от тысяч шлемов, играло на великолепных доспехах, ветер полоскал штандарты самых разнообразных расцветок и форм. Французы сражались яростно, но англичане стойко держали оборону, не позволяя выманить себя за ограждение. Люди принца понимали, что их гораздо меньше, и это придавало им сил. Злость отчаявшегося зачастую сильнее храбрости мужественного...