Кроваво-красная текила - Рик Риордан

Наконец Ларри поднял бокал.

— За Джека Наварра. Он был симпатичным ублюдком.

— Он был ублюдком, — уточнил Гарретт, однако поднял свой бокал.

— За отца.

Я выпил свое виски, взял стопку писем с каминной полки и положил в камин то, что лежало сверху, — потускневший розовый конверт, ставший коричневым. Я смотрел, как горит старое любовное письмо, беспокойно трепеща в огне. Оно почти мгновенно превратилось в пепел.

Ларри кивнул, словно соглашался с чем-то, что я сказал.

— Я ничего не видел. Вне всякого сомнения, это был важный документ, но я не видел, как ты его сжег.

— Мы оба знаем, что дело до суда не дойдет, — сказал я. — Так просто не бывает. Риваса принесут в жертву и повесят на него все три убийства. Настоящие виновники наймут дорогих адвокатов, а их защита будет ликовать, потому что никто не сможет предъявить весомых улик.

— Ха! И чья в этом вина, сынок?

Однако Ларри не умел долго оставаться мрачным. Сделка, заключенная нами вчера, все еще ему не нравилась, но я подозревал, что Ларри знает: только так мы могли рассчитывать хоть на какое-то правосудие.

В свете, падающем из камина, веснушки Ларри почти исчезли, и его лицо вдруг стало белым и открытым, каким я его никогда не видел. Он выглядел на девятнадцать лет. Мне кажется, одни люди рождены, чтобы всегда выглядеть на тридцать; это идеальный возраст для их темперамента. Другие чтобы быть двенадцатилетними или шестидесятилетними. Для Ларри девятнадцать был самым подходящим возрастом.

— Твой отец был хорошим человеком, — сказал он и ворчливо добавил: — Ты пошел в него, Трес.

— Хорошим человеком, да? — осведомился Гарретт и оценивающе посмотрел на меня. — Думаю, ты так его и не узнал.

Я понял, что имел в виду Гарретт. Стал бы отец покрывать аферу с «Центром Трэвиса», если бы Кэнди Шефф согласилась убежать с ним, как он просил? Мог бы закрыть глаза на огромные взятки?

— Нет, — ответил я. — Иными словами, нет, так и не узнал. У меня не было возможности. Нам остается лишь верить в него по максимуму и попытаться представить, как бы он себя повел.

Гарретт почесал бороду.

— Именно этого я и боялся.

Некоторое время я стоял перед камином, глядя на оставшиеся письма, зажатые в руке. Всего одиннадцать голубых конвертов, первый помечен маем, последний я получил две недели назад. Все они пришли на мою прежнюю квартиру в Потреро-Хилл и были написаны знакомым круглым почерком с обратным наклоном, который я так любил со старших классов школы.

Я смотрел на письма, чувствуя, как виски проникает в мою кровь, думал об отце, который спрятал письмо в камине, потому что не мог заставить себя от него избавиться. Я представил, как он с дробовиком преследует бандитов, ограбивших прогулочный поезд, снимает с помощью цепной пилы корову с верхушки дерева и обменивается непритязательными шутками с Карлом Келли. Прошло некоторое время, прежде чем я понял, что впервые на воспоминания о нем больше не накладывается одна и та же картина: он лежит на подъездной дорожке возле своего дома, а старый серый «Понтиак» медленно отъезжает прочь. Мысль об этом меня порадовала.

Я протянул руку и аккуратно засунул письма Лилиан между двумя пылающими поленьями, чтобы они не выпали наружу. Когда Гарольд Дилиберто вернулся, я сказал, чтобы он зацементировал дырку в камине, как только у него появится свободное время.

На сей раз у Гарретта не было настроения гнать изо всех сил. Мы поехали вслед за красным джипом Ларри в сторону города, но очень быстро потеряли из виду его задние огни, когда он свернул на автостраду 90. Голос Кармен Миранды лениво плыл над нами, яркий техасский закат пылал на краю равнин.

Когда Гарретт доставил меня на Куин-Энн, я обнаружил на пороге свежий экземпляр «Экспресс-ньюз», прихватил газету с собой и попытался прочитать первую страницу. Роберт Джонсон, встретивший меня без особого энтузиазма, удостоив меня лишь коротким «ррроу», принялся атаковать остальные страницы, чтобы выяснить, сколько квадратных футов ковра в гостиной он сумеет покрыть обрывками бумаги.

— Неужели тебе нечем больше заняться? — спросил я.

Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, словно его возмутила одна только мысль о таком предложении.

В газете говорилось, что Дэн Шефф-младший, наследник «Шефф констракшн», сумел выявить аферу, в которой участвовали члены его семьи и еще несколько человек, в результате чего город мог потерять миллионы на строительстве комплекса изящных искусств. В Дэна-младшего, когда он героически пытался уличить преступников в обмане, стреляли. В деле замешан полицейский, чья фамилия пока не называется; более того, есть основания полагать, что афера со строительством длится уже около десяти лет. Мэр потребовал провести тщательное расследование и выявить, какие нарушения совершены городскими чиновниками. Вскользь упоминалась и моя фамилия, и сообщалось, что я присутствовал во время стрельбы. В статье сообщалось, что Дэн находится в тяжелом, но стабильном состоянии в военном медицинском центре Брук, где получает цветы и слова поддержки от горожан. Местонахождение пропавшей несколько дней назад Лилиан Кембридж, чьи родители оказались связанными со строительными аферами, остается неизвестным.

Я швырнул передовицу Роберту Джонсону. Он тут же схватил ее и помчался ко второй базе.

Когда я убрал гладильную доску и проверил автоответчик, мне пришлось целых полчаса выслушивать самые разные сообщения. Боб Лэнгстон, прежний обитатель дома девяносто, заявил, что собрал достаточное количество друзей придурков, чтобы надрать мне задницу. Карлон Макэффри требовал, чтобы я обеспечил ему эксклюзивное интервью с Дэном Шеффом, пока тот не умер. Кэролайн Смит, из телевизионных новостей, с которой я вместе свалился в реку, сказала, что канал КСАТ готов забыть об инциденте, если я сумею организовать для них интервью с Дэном Шеффом. Детектив Шеффер из департамента полиции Сан-Антонио оставил несколько посланий — его интересовало, куда я исчез вчера ночью, и еще он поставил меня в известность, что Кембриджи подписали показания о неких дисках, исчезнувших с места преступления. Шеффер спрашивал, знаю ли я что-нибудь о местонахождении дисков, или ему нужно меня арестовать. Еще звонила моя мать и пригласила меня на обед. «И, пожалуйста, верни грузовичок Джесса». Ну а Ральф сказал: «Она в порядке».

Сам же я позвонил только Майе Ли.

В Сан-Франциско было шесть часов, и Майя собиралась ужинать. Во всяком случае, так сказал мужчина, который взял трубку в ее доме.

— Хотите, чтобы я ее позвал? — спросил он.

— Просто передайте, что звонил техасец. Она просила дать ей знать, когда все закончится.

Мужчина крякнул, словно наклонился, чтобы завязать шнурок, или просто поправлял галстук.

— Что закончилось? — спросил он.

Я повесил трубку.