Охотник за смертью - Наталья Игнатова

Без любви.

Без его искаженной, неправильной, опасной любви.

«Он преступник, Маринка, – услышала она издалека, с другого конца нити-паутинки, – он убил множество людей, его ищут, его не оставят в покое, его найдут рано или поздно. И тогда ты ничем не сможешь помочь ему. Только помешаешь. Если ты будешь рядом, он не сможет защитить себя».

«Ненавижу!!! – крикнула она беззвучно, но так громко, что паутина зазвенела гитарной струной. – Ненавижу тебя!»

«Редкий случай, – мягко ответил Паук. – Ладно, я увидел все, что нужно. В нем еще достаточно силы, чтобы выжить сейчас, а дальше – посмотрим. Теперь пусти-ка меня за руль. Надо научить его как пользоваться тем, что осталось».

И все закончилось.

Маришка едва успела в последний раз заглянуть в мерцающие черные глаза. Чтобы увидеть, как когда-то давно, как раньше, неяркую, диковатую усмешку. В самой глубине вертикальных зрачков.

* * *

К большому облегчению Орнольфа по возвращении у Марины случилась истерика. Полноценная, громкая, яростная, со слезами и дикими криками, нелепыми обвинениями, безудержной ненавистью.

Как гроза. Налетела, прошла, а потом тихо, и кажется, можно начинать жить заново.

Оставлять девушку в Воратинклис было опасно, и так уже на границе Поместья собрались любопытствующие духи, жадные до человеческих страстей. Защита им была не по зубам, благо, ставил еще Син, а Альгирдас за тысячу лет укрепил незримые стены так, что и высочайшие фейри поломали бы голову над тем, как проникнуть к людям. Однако раз уж все равно решили уезжать, лучше не тянуть с отъездом.

– Куда вас отправить? – поинтересовался Альберт, пробежавшись пальцами по кнопкам своей магической книги. – Ткни пальцем, Касур.

Орнольф ткнул. Не в книгу, естественно – в точку на глобусе. Альберт похмыкал, снова пощелкал кнопками и выдал Орнольфу три стеклянных, посеребренных трубочки.

– Если б не ваша идиосинкразия[33]на золото, давно бы уже могли жить как нормальные.

Орнольф только вздохнул. «Как нормальные» они с Хельгом не смогли бы жить, даже творя магию на золоте. Задумался, не в первый раз уже, почему Альберт Нордан с необыкновенной легкостью освоил здешнюю систему творения заклятий, а он, Орнольф Касур, так и не может понять, как ворожит этот маленький маг. Неужели все дело в про клятом металле?

Телепортация – слово из книжек. Причем фантастических, такие даже Хельг не читает. Однако срабатывает ведь. Без осечек.

Удобная штука, хоть и страшновато.

Артур был задумчив, от чего всем остальным делалось нехорошо. И был он молчалив, но это-то для него – обычное дело.

Когда проводили гостей и домашние духи засуетились, готовясь к переезду, Орнольф отправился в большой зал – самый центр гигантской паутины. Тот самый, где висели их портреты. И не удивился, обнаружив там Хельга. Паук по своему дому перемещался быстрее, чем братья Норданы телепортировали. Воратинклис, что тут еще сказать?

– Не курил бы ты здесь, – привычно сказал Орнольф.

– Отстань, – так же привычно ответил Хельг.

– Целая жизнь на кончике кисти, – Орнольф не смотрел на портреты, и на Хельга не смотрел, просто думал вслух.

– Четыре жизни, – поправил Паук. – Малышка, ее брат и мать с отцом.

– Но рисует он только ее.

– А держит всех.

– Почему-то мне это кажется… красивым.

– Какая пауза, – насмешливо протянул Хельг, – ты выбирал между «красиво» и «отвратительно»? Это близкие понятия, рыжий.

– Я выбрал «красиво». Это действительно так, не находишь?

– Я нахожу… – Паук резко и сильно затянулся, – что меня изумляет мир, нуждающийся в чудовищах. Мир, которому чтобы выжить, нужен ангел-людоед. В котором девочка, убитая с жестокостью, даже для меня непостижимой, влюблена в своего убийцу. И в котором монстр способен любить так, что превращается в Творца, оставаясь монстром. Это красиво, Орнольф?

Датчанин машинально тронул языком рубчик на губе. Сегодня на дороге Хельг укусил его достаточно сильно, чтобы шрам не рассосался даже за несколько часов. Но недостаточно для того, чтобы понять, что творится на душе у Паука.

Тысячу с лишним лет Хельг ждал, просто ждал, жил ожиданием. Сегодня он, наконец, сделал первый шаг к возвращению своего сына. Ему бы радоваться или хотя бы не злиться на весь мир. Что же не так? То, что в паутину запуталась девочка, которой лучше бы держаться подальше от Паука?

Разумеется, трудно ожидать от Хельга, что он будет воспринимать Марину просто как инструмент в достижении своей цели. На это и Орнольф-то не способен, несмотря на хладнокровие и здравый смысл. Но ведь ясно же, что они не допустят, чтобы девочке угрожала хоть малейшая опасность. И Орнольф не преувеличивал, когда говорил, что может научить и научит Марину всему, что знает сам. Следовательно, оказаться в паутине ей только на пользу. Так в чем же дело?

Не в Марине.

Тогда не в Змеевом ли сыне?

– Зверь, – зло бросил Паук, – его зовут Зверь, или Олег, а еще Волк… Волчонок. Так они его называют.

– Кто?

– Высочайшие фейри. Мне не нравится все это, Орнольф. Но я же не Артур, я не умею предвидеть. И спросить у Артура не могу, потому что не представляю, о чем спрашивать. Нам не понять их, – голос его упал, – нам это и не нужно. Артур сказал, что жертва должна быть добровольной. Что он имел в виду?

– Это же Артур, – Орнольф слегка удивился вопросу, – он сам далеко не всегда понимает, о чем говорит.

– Но никогда не ошибается.

– Может быть… – датчанин помедлил, прикидывая, как сформулировать вопрос и не разозлить при этом Хельга, – может быть, ты расскажешь мне все. Чего ты боишься? Расскажи, пусть даже это просто неясные подозрения. Знаешь же, вдвоем разобраться проще.

– Я не голоден, – отрезал Паук.

Все-таки разозлился.

– Ну, пойдем, раз не голоден, – не дожидаясь ответа, Орнольф вышел из зала, – телепорты в гостиной.

…И как всегда, никаких ощущений, кроме вибрации могучих чар. А вокруг уже все иное. Ярко светит солнце – утро на дворе. Громко шумит океан – берег скальный. Слепит глаза гравий на подъездной дорожке. И дом ждет хозяев. Маленький такой трехэтажный домишко, в неудобном месте, в такой глуши, куда даже сумасшедший турист не заберется, и не так уж далеко, на самом деле, от цивилизации.

Хельгу здесь будет относительно уютно.

Марине – не скучно.

А о себе Орнольф не беспокоился. Эйни здесь, под присмотром – ну и чего еще надо?