Сталинградская Богородица - Валерий Шамбаров

Что же касается военных заговорщиков, то о покушении на Гитлера они начали задумываться после Сталинграда.

Точнее, принялись рассуждать, каким образом устранить его. Пришли к выводу, что лучший вариант – бомба замедленного действия. Но тут же спохватились – немецкие бомбы не годятся, они перед взрывом издают шипение. Озадачились, что нужны только английские. Полковник Лахузен из абвера сумел достать несколько штук. 13 марта 1943 г. Гитлер прибыл на совещание в Смоленск. Фон Тресков и Шлабрендорф подошли к летчикам его самолета, передали бомбы под видом двух бутылок коньяка для берлинских друзей (на персональном самолете фюрера даже груз не досматривался!). Прикидывали: не лучше ли убить Гитлера здесь же, на совещании? Но рассудили, что при взрыве могут погибнуть генералы и офицеры, которых заговорщики намеревались привлечь на свою сторону. Привлечь позже, когда смерть вождя освободит их от присяги. О том, что фюрера можно просто застрелить, почему-то вообще не задумывались. Ну а бомбы полетели в Берлин вместе с Гитлером и благополучно не сработали.

Еще об одном «покушении» поведал историкам полковник Гернсдорф. Все свидетели, на которых он ссылался, погибли. Гернсдорф рассказывал, что после неудачи в Смоленске он вызвался пожертвовать собой. 21 марта фюрер собирался посетить выставку трофейного вооружения, фон Тресков дал Гернсдорфу две бомбы замедленного действия, полковник положил их в карманы шинели, должен был подойти поближе к Гитлеру и подорваться вместе с ним. Но взрыватель, по своей конструкции, мог сработать лишь через 15–20 минут, а Гитлер сократил осмотр выставки до 8-10 минут, и от покушения пришлось отказаться. Хотя спрашивается, если офицер в самом деле решился пожертвовать собой, если он имел возможность положить в карманы две мины, почему он не мог взять обычную гранату? Или пистолет [149]?

В сентябре 1943 г. генерал Штифф вызвался пронести бомбу на совещание в Растенбурге, в ставке фюрера. Но в последний момент он струсил. А потом весь склад английских бомб, хранившихся у Штиффа, случайным образом взорвался. Тех самых бомб, которые в нужный момент имели привычку не взрываться. А когда не стало бомб, то и о покушениях говорить перестали… Не знаю, как у других, но у меня сложилось впечатление, будто подобные замыслы рождались на офицерских застольях. После некоторого количества рюмок все казалось простым и исполнимым. А когда доходило до дела, участники скисали. Начинали выискивать причины, как бы отъехать в сторону.

Переговоры с западными державами протекали куда более интенсивно. Но и они зацикливались на бесконечных обсуждениях – на каких условиях может быть заключен «мир без Гитлера». Причем стоит отметить, что ни о каких принципиальных изменениях нацистской политики речь не шла. Лидер заговорщиков генерал Бек поучал: «Плохо не то, что делает Гитлер, а то, как он это делает». От США и Англии оппозиция хотела получить гарантии, что немцам будут оставлены все их завоевания в Центральной Европе, сохранена «свобода рук» на Востоке. А еще лучше – вместе выступить против русских… И нелишним будет отметить, что дипломаты и эмиссары западных союзников отнюдь не отвергали подобные переговоры. Встречались, уточняли пункты и формулировки возможных соглашений. Не побрезговали вступить в диалог даже с Гиммлером. От его лица на международной арене подвизался начальник внешней разведки СД Шелленберг. Он установил связи с Даллесом, с британским генеральным консулом в Цюрихе Кейблом.

В декабре 1943 г. Шелленберг приехал в Стокгольм, Яков Валленберг устроил ему встречу с официальным представителем Рузвельта Хьюитом. Буквально накануне, на Тегеранской конференции, СССР, США и Англия подтвердили взаимное обязательство, что война должна вестись до безоговорочной капитуляции противника и никакие сепаратные переговоры о мире не допускаются. Если враг сделает такие предложения одной из союзных держав, она обязана немедленно сообщить другим. Но Хьюит об этих обязательствах как будто «не знал». И даже о союзе с СССР совершенно «забыл». Он говорил, что «следует переместить как можно больше войск вермахта на Восток, чтобы остановить русских, одновременно заключив мир с западными державами» [148]. Хьюит пообещал Шелленбергу прозондировать этот план в Вашингтоне, и если он будет одобрен, в течение февраля 1944 г. в шведской газете «Тиднинген» появится объявление: «Продаются ценные аквариумные золотые рыбки – 1524 кроны». Валленберг выразил готовность посодействовать по своим каналам.

Но после Курской дуги, после прорыва обороны на Днепре Гитлер тоже с запозданием пришел к выводу – на западе надо попробовать заключить мир. По его поручению министр иностранных дел Риббентроп отправился в Испанию, тайно общался с британскими дипломатами. Но об этих контактах узнала советская разведка. В «Правде» была опубликована заметочка о состоявшихся переговорах со ссылкой на «корреспондента в Каире». Хотя американцы с англичанами хорошо знали – никакого корреспондента в Каире у «Правды» нет. Следовательно, публикацию в главной советской газете мог инициировать только Сталин. Дело получалось слишком уж скандальным. Черчилль 24 января 1944 г. быстренько написал Иосифу Виссарионовичу, оправдывался: «Мы и не думали о заключении сепаратного мира даже в тот год, когда мы были совсем одни…» Выступил и Рузвельт, заверил в полной лояльности США [94]. Переговоры с Риббентропом не получили дальнейшего продолжения. А Шелленберг так и не дождался объявления о продаже рыбок…

В лихорадочных поисках выхода метались не только немцы. Эмиссары венгерского диктатора Хорти тайком от Берлина ездили в Швейцарию, Турцию. Встречались с советскими, британскими, американскими представителями, давали понять – их правительство желало бы выйти из войны. Но гитлеровские спецслужбы пронюхали об этих переговорах, донесли Гитлеру. Повторения итальянского сценария он не допустил. Насел на Хорти и в марте 1944 г. вынудил его подписать соглашение о вводе в Венгрию германских войск. Вроде бы и в самом деле требовалась помощь – русские выходили к Карпатам, к венгерским границам. Но части СС расположились рядышком с Будапештом, взяли его под присмотр. Да и вообще вторжение очень напоминало оккупацию. Кроме воинских частей в Венгрии появились структуры гестапо, СД. Причем с правительством Хорти эти гости не слишком считались.

В противовес Хорти они настояли на легализации запрещенной организации «Скрещенные стрелы» во главе с Салаши. Принялись подпитывать ее, сами себе создавали опору в лице венгерских фашистов. Вместе с салашистами немцы взялись регулировать министров, арестовывать неугодных деятелей. Евреев Хорти не жаловал. В Венгрии были приняты расовые законы, сходные с Нюрнбергскими, – для иудеев исключалась государственная служба, браки с венграми. Но каких-либо репрессий до сих пор не было. Теперь в Будапешт прибыл гиммлеровский уполномоченный Эйхман. Через венгерское министерство внутренних дел были изданы указания создавать в городах гетто, собирать туда евреев. А из гетто началась «разгрузка» в Освенцим. Впрочем, нацистские спецслужбы крупно наживались на этой кампании. Например, владельцам венгерского концерна «Манфред Вайс» разрешили выехать в Португалию, если они «подарят» свои предприятия в собственность СС. Аналогичным образом могли выкупить себя другие промышленники, финансисты, крупные торговцы.