Аргентина. Кейдж - Андрей Валентинов

Мудрость была горька.

* * *

Растерялась, потому и ответила не сразу.

— Н-нет, не ушиблась. Вы очень вовремя.

Лететь трости из окна! Анна спешила, пробираясь через вечный водоворот «Гранд-отеля» и думая о вещах важных: чем закончить «demonico», где пошить костюмы, каким освещению быть. Предательница-трость, учуяв слабину, прыгнула под ноги. Упасть не дали, чьи-то крепкие руки успели подхватить.

— Спасибо, officer!

Обратилась, как уже привыкла, чем очень смутила молодого симпатичного ажана.

— Что вы, мадемуазель, до офицера еще очень далеко. Вас проводить?

Мухоловка, наконец-то став на ноги, чуть не расколотила трость о каменный мозаичный пол. Сдержалась, кивнув на близкие стеклянные двери.

— Все в порядке, меня встретят. А вам еще раз…

— Репетируете?

Анна пришла в себя быстро — секунды за две. «Гранд-отель» — целый мир, а мир, как известно, тесен.

— Можете попробовать еще раз, мне понравилось.

…Бежевое платье haute couture, огонь бриллиантов на высокой шее, прическа под Бэт Дэвис, изящная сумочка, тяжелый перстень-саркофаг… Снежная Королева была поистине неотразима. Ну как такой не ответить? Мухоловка вдохнула поглубже — и вдруг поняла: не ей сказано. Ажан побледнел, вытянулся в струнку. Сглотнул…

— Ильза… Простите, мадам Веспер. Случайно вышло, честное слово!..

Ледяной взгляд заставил беднягу умолкнуть, приморозив к полу. Анна же, осознав и оценив, поспешила на выручку.

— У нас уже почти все готово, мадам Веспер. Я как раз прикидывала, где лучше поставить софиты. Вам обязательно пришлю контрамарку.

Поглядела на растерянного ажана и не удержалась:

— Две!

Королева осталась Королевой. Удостоив кивка, повернулась к парню.

— Ну, что молчишь? Поблагодари актрису… Марек!

И улыбнулась сквозь снег.

5

…Небо заштриховали черным карандашом, очень тщательно, не оставив ни одного пробела. Лишь слева, над неровной волнистой линией горизонта — ровный круг, не от руки, трафаретом. Там тоже нет белого, но цвет не черный — темно-красный. Вот и домик, четыре черточки — стены, еще две — крыша. Вместо трубы — ручки, ножки, огуречик — смешная фигурка в большой рогатой каске. Хакен-кройц на груди, точечки-пуговки на сером мундире и очень тщательно изображенный карабин за квадратными плечами. В стене окошко — неровный прямоугольник, перечеркнутый крест-накрест. Решеточка… А поверх всего — неба, красной луны, домика с решеткой — детская ладошка, обведенная зеленым карандашом.

— Не надо рисовать такое, Одуванчик. Ты еще не умеешь, ты маленькая. Вырасти!

— Я не хочу расти без тебя, tata. Я маленькая, но моя рука с тобой. Хочешь, нарисую мельницу, такую, как ты рассказывал? И скажу слова из книжки? Или нарисую так?

Стена и окошко исчезли, превратившись в дверь, четыре наскоро соединенные линии. В ней тоже окно, но очень маленькое, как и решетка под верхним срезом. Поверх двери — большой амбарный замок с кружком-прорезью для ключа. Стальная дужка смотрит вверх. Отперто, выходи!

— Нет. И не снись мне больше, Катарина. Это очень опасно. Я обязательно вернусь, маленькая. Ne bojte se od mene!

Спящий перевернул рисунок, превратив его в ровный бетонный пол. По краям альбомного листа беззвучно вознеслись вверх стены, но уже настоящие, тяжелого красного кирпича. По красному — грязно-белое, пахнущая сыростью известка. Он сам на полу, в мятой рубашке и брюках, сложенный пиджак под головой. Потолка нет, вместо него черное беззвездное небо и красная луна, не кружком, буквой «С». Сверху посмотришь — отверстый каменный склеп.

— Готов дать подробные и исчерпывающие показания, — сказал он следователю, но тот лишь ухмыльнулся:

— Следствие уже закончено, герр Пейпер. В связи с этим я вас и пригласил. Распишитесь!

Тот, кто спал на бетонном полу камеры-склепа, стер ластиком чужое лицо. Ничего подписывать он не стал, потому и оказался в карцере. Не страшно! Пусть они его боятся. Главное, не убили сразу, при аресте. Могли! Агроном — личность нежная, со слабыми нервами, такой и назад повернет с полпути. Приказать бы не решился, намекнуть же — вполне. Кто помешал? Ингрид! Ее бы тоже не пощадили, но двумя трупами непременно заинтересовалась бы городская прокуратура. Рейхсфюрер пока еще не всевластен, Берлин — не его крепость.

Мысли он тоже стер, оставив главное: камера-склеп, высокие кирпичные стены, черное небо и красная закатная Луна. Бесшумно, одним рывком, вздернув себя с пола, встал, выставил вперед руки. Кувырок, резкая мгновенная боль, зеленый огонь в глазах…

— Во-о-оля-я! — радостно провыл Волк, вздымая морду к черному небу. — Иду-у-у!..

Прыгнул. Нет, взлетел!..

* * *

— Зачем ты так, Харальд? — спросила у него светлоглазая. — Ты же все понимаешь, все видишь. Из-за жены и твоей Катарины? Но я не стану мешать, они вернутся, и я уйду. Тебе ничего не нужно делать, только не отталкивай, позволь быть рядом.

Волк Мельник оскалился.

— Нет, ученица! Ты не должна ничего просить! Ты не должна никуда уходить. Ты должна побеждать — и брать все, что пожелаешь. Сейчас ты слабая, девочка-паинька из хорошей семьи. Я не стану тебя жалеть, я перегрызу тебе глотку. Знай это — и готовься. Только один будет властвовать на мельнице. Только одного возьмет под свою длань Черный Бог!

— Не напугаешь, колдун из маленького городишка! — блеснула клыками Волчица. — Твоя мельница — ничто, скорлупка, и бог твой давно забыт. Попробуй, справься со мной!

Волчьи глаза сверкнули зеленым огнем.

— Пробовать не стану. Убью!

— Убей!..

Мякиши — раз и два!

* * *

…Он нагнал Волчицу у края старой траншеи. Опрокинул на землю, не дав укрыться в темной, пахнущей тленом глубине, ударом лапы перевернул на спину. Еще миг — и клыки вонзятся в белую шерсть, окрасятся алым, он услышит предсмертный хрип…

— Нельзя быть слабой, ученица! Ты этого так и…

Не договорил — горла коснулась сталь. Его горла. Слева, справа… Белая Волчица, неспешно встав, дернула мордой.

— Оглянись, колдун!

…Копья — со всех сторон, еще более черные, чем ночь. За ними тени в латах и шлемах-бацинетах. Окружили, сомкнули кольцо.

— Грааль! — оскалилась Белая. — Я хорошо учусь, оборотень. С каждым днем моих защитников все больше. Беги, прячься за мельничное колесо. Найдем тебя и там! Ну, кто из нас умрет?

И тогда воззвал Мельник к Черному богу, вспомнив то, что написано в книге «Корактор». Проговорил — пропел! — нужные слова, точно, как учил дед. Ударился оземь — и обратился вихрем. Взметнулась потревоженная пыль, укрывая его от черных призраков. Вихрь закрутился, вытягивая узкой стрелой. И — в небо, прямо к закатной Луне. Быстрее, быстрее…