Башни заката - Лиланд Экстон Модезитт

«…рвет… ноги не держат… ублюдок…»

— Заткнись! — бормочет он, снова поднимая клинок. Но работы для меча не осталось — все высадившиеся на пристань враги уже пали. Дюжина уцелевших прыгает в воду и плывет к последнему кораблю, который, обрубив канаты, поворачивает к морю.

Подожженная Мегерой шхуна полыхает так жарко, что от воды вокруг нее идет пар, и оказавшие в воде хаморианцы отчаянными гребками пытаются отплыть подальше.

Вокруг Креслина хлещет ливень, его правая рука, словно налившись свинцом, бессильно висит вдоль тела. Зная, что дело не закончено, он с глубоким вздохом вновь собирает ветра и ждет, когда последний вражеский корабль выйдет за волнолом. Едва это происходит, Креслин отчаянным усилием воли, невзирая на жгучую боль в руке и вспыхивающие перед глазами белые звезды, обрушивает на этот последний корабль высокие студеные ветры.

Лишь удостоверившись, что на волнах пляшут одни только обломки, он поворачивается к Мегере. Она бледна, боевое кожаное облачение заляпано кровью. Сказать что-либо Креслин уже не в силах. Образ рыжеволосой женщины расплывается перед его глазами, и он бессильно опускается на скользкие от крови камни. Зная, что рядом опускается и Мегера.

Рука и плечо Креслина горят, как будто их припекают раскаленными угольями. Когда он пытается открыть глаза, крошечные огоньки мелькают по темному потолку. На его лоб ложится влажная тряпица, и огоньки гаснут.

Он проваливается в дрему, а проснувшись снова, видит, что в комнате стало темнее. Из теней выступает смутно различимая фигура.

— Господин?

«…куда это я попал?..»

— Целительница велела тебе выпить вот это.

Креслин отпивает маленькими глотками из поднесенной чаши. Стоит ему поднять голову, как по правому плечу и руке прокатывает обжигающая волна, но он заставляет себя пить до тех пор, пока снадобье не начинает литься изо рта. Только тогда чашу убирают.

Опустившись обратно на подушку, он пытается сообразить, где находится. Комнатушка маленькая, чашу ему подносила женщина, так что, скорее всего, это одно из новопостроенных помещений, предназначенных для размещения стражей Западного Оплота.

Маленькая лампа с коротким фитилем свисает со скобы на каменной стене. Дверь открыта, но возле нее стоит страж. Небо снаружи окрашено закатным пурпуром, дождь пропитал воздух влагой. Где-то, вроде бы над северным морем, рокочет гром.

Юноша засыпает, но ненадолго, а когда просыпается, видит рядом Лидию. Снаружи все так же идет дождь.

— Как Мегера?

— Получше, чем ты. Она сейчас в Черном Чертоге. Вас пришлось разместить подальше друг от друга. Расстояние помогает, хотя связь слишком сильна, чтобы исключить взаимовлияние, где бы каждый из вас ни находился.

Креслин неподвижно лежит на узкой кровати, а когда Лидия подносит ему чашу, отпивает и морщится.

— Фу… Ну и горечь!

— Придется пить.

Лидия убирает чашу, а Креслин откидывается на подушку.

— Не слишком здорово у меня получилось, да? — спрашивает он тихонько, чтобы не слышали стражи у дверей.

Уголки ее губ дергаются:

— Поскольку вы оба считаетесь великими героями, никому и в голову не придет сомневаться в твоей непогрешимости. Люди просто смотрят на небо.

— А было-то что?

— Что было, ты все видел. После того как ты потопил хаморианские суда, а солдаты и стражи разделались с высадившимися, смотреть было уже не на что.

— Каковы наши потери?

— Меньше десяти человек. В основном те, кого сразили стрелы.

Креслин качает головой. Этих потерь — для малочисленного гарнизона немалых! — можно было избежать, догадайся Маг-Буреносец следить за морями.

— Что сделано — то сделано, назад не воротишь.

— Знаю, но мне трудно об этом не думать, — говорит Креслин, облизывая пересохшие губы. — Глупо… до чего же глупо…

— Что именно? Быть всего лишь человеком? Или пытаться делать все самому? — впервые голос Лидии звучит по-настоящему язвительно. — Вот это и вправду глупо, потому что всего сразу тебе не осилить. Даже вам вдвоем. Мегера почти так же плоха, как и ты. Но что да как делать — ты успеешь поразмыслить позже, а сейчас глотни-ка еще вот этого…

Юноша подчиняется; потом откидывает голову на подушку:

— Как она?

— У нее несколько ран, но не тяжелых. Стрелы Мегеру не задели, но ее состояние усугубилось твоими мучениями.

— Будь проклят мой слабый желудок… — бормочет юноша и вновь проваливается в темноту сна.

Пробуждение приходит с рассветом. На посту у дверей все так же стоят стражи из Оплота. Шевеля головой, Креслин больше не видит вспыхивающих звезд, а плечо хоть и болит, но уже не горит огнем. Повязку сменили.

Юноша облизывает растрескавшиеся губы и скрипучим голосом спрашивает:

— Эй, есть здесь что-нибудь попить?

— Да. Целительница оставила для тебя снадобье.

Стройная девушка, наверняка лишь недавно получившая звание младшего стража, подносит к его койке чашу, содержимое которой, может быть, не такое вонючее, как болотная жижа, и не такое горькое, как морская вода, однако в сравнении с ним недобродивший эль мог бы показаться лучшим выдержанным вином.

Глоток за глотком Креслин медленно опустошает кружку под непроницаемым взглядом юной воительницы.

Что бы ни представляло собой это зелье, но оно, несомненно, помогало: во всяком случае, через некоторое время ему уже удается сесть. Дождь продолжается, хотя небо несколько посветлело. Посидев, Креслин снова откидывается на подушку и засыпает.

А когда пробуждается, то не успевает сказать и слова, как новый страж, на сей раз седовласая женщина, опять подносит ему варево Лидии. Креслин морщится — все-таки на вкус это изрядная гадость, — но пьет, а потом спрашивает:

— Сколько прошло времени?

— Со дня битвы? Около четырех суток.

Юноша задумывается о Мегере — как она? Можно ли вообще оставаться в Черном Чертоге, когда не прекращается ливень? Потом он пробует пошевелить пальцами правой руки и от резкой боли в плече сжимает зубы. Будь он умнее и предусмотрительнее, стражам вообще не пришлось бы спускаться с пристани. А сам он, очутившись там, наверное, только мешал. Но как можно было остаться в стороне, если другие сражались за него?

— Эй, как ты себя чувствуешь? — отрывает его от размышлений знакомый голос.

Креслин фокусирует взгляд и видит входящего в комнату рослого мужчину. Это Хайел.

— Да так, как… — он умолкает, сообразив, что признаваться подчиненному в своей глупости глупо вдвойне, — …как, наверное, и должен чувствовать себя тот, кто схлопотал в плечо стрелу. Прости, что оставил окончательное наведение порядка на тебя с Шиерой.