Форма воды - Гильермо Дель Торо

Но он пробует еще раз. Он нащупывает пистолет и стреляет.

В грудь Deus Brânquia. В его шею. В его живот.

Deus Brânquia проводит рукой по дырам от пуль, и раны будто смывает дождем. Стрикланд трясет головой так, что брызги летят в сторону: неужели вышедшая из берегов река дает твари подобную мощь, или собравшиеся на берегу животные отдают повелителю жизненную силу?

Он никогда не узнает. Ему не позволено знать.

Стрикланд плачет, издает те рваные, длинные всхлипы, которых он не позволял Тимми. Опускает голову, поскольку ему стыдно встречаться с вечными сияющими глазами Жабробога.

Deus Brânquia опускается на колени перед Стрикландом.

Единственным когтем он зацепляет пистолет, выдергивает его из ослабевшей руки и кладет наземь. Язык черной воды обрушивается на дамбу, хватает «Беретту», уносит ее. Тем же самым когтем Deus Brânquia поднимает Стрикланда за подбородок, аккуратно, почти нежно.

Стрикланд ежится, пытается закрыть глаза, но не может.

Их лица разделены считанными дюймами, слезы бегут по его щекам, по когтю Deus Brânquia, по его полыхающим чешуйкам, и Стрикланд открывает рот, он рад, сейчас, в самом конце, что к нему вернулся его собственный голос.

– Ты бог, – произносит он. – Мне так жаль.

Deus Brânquia склоняет голову набок, точно прислушивается к молитве.

Затем убирает коготь с подбородка Стрикланда, и нечто острое скользит у того по шее. Через миг он чувствует себя вскрытым, и это не такое плохое чувство, ведь он был закрытым так долго, слишком долго.

В голове его легкость. Он смотрит вниз.

Кровь заливает его грудь, течет широким потоком, опустошает его нутро. Обезьяны, генерал Хойт, Лэйни, дети, его грехи, все, что осталось от Ричарда Стрикланда, от того потенциала, с которым он начинал, будучи не более чем оболочкой для потенциала.

Он падает назад.

Нет, это Deus Brânquia укладывает Стрикланда в воду, мягкую и теплую, как одеяло. Это счастье, вода заливает глаза, он может видеть только воду, и более ничего. Конец. Только он смеется, когда умирает.

Ведь это только начало.

32

Джайлс видит, как цивилизация строит себя заново посреди буйства природы. Автомобили с яркими мигалками завывают, точно наказанные дети, бегут люди в униформе и дождевиках, тащат оборудование.

Останавливаются там, где масса животных загораживает вход на дамбу; тех не так много, как раньше, но все же достаточно.

Появляются зеваки, люди, способные забыть о шторме ради того, чтобы выяснить – что там происходит в доках, что там светится, может быть, какой-то безумец пускает фейерверки?

Джайлс откашливается.

Он должен был умереть, он помнит, как отчаянно сражался с волнами, которые не обратили внимания на его трепыхания и поволокли в глубину. Но его руку схватила чужая ладонь и потащила к дамбе, она должна была соскользнуть, но все же не соскользнула.

Помешали мозоли, оставленные годами работы с тряпками, щетками и губками. Точно такие же мозоли, как у Элизы.

Та самая черная женщина, которую Джайлс видел мельком на загрузочной эстакаде в «Оккаме», их тайный сообщник. Как она оказалась здесь, он не в состоянии представить. Но сейчас, как и тогда, она явилась, сильная и полная невероятной, искренней храбрости. Едва художник оказался на дамбе, она выхватила кисть из его кармана и атаковала человека с пистолетом.

Сейчас тот человек мертв, из его разрезанного горла вытекло так много крови, что даже волны не смогли унести ее всю.

Джайлс ухитряется опереться на локоть, черная женщина притягивает его к себе. Они дышат в унисон и смотрят туда, где существо вытирает кровь с когтя и шагает к лежащей Элизе; его свет слабеет с каждым шагом.

– Она?.. – хрипит Джайлс.

– Я не знаю, – отвечает женщина.

– Подними руки! – орет кто-то за их спинами.

Существо не обращает внимания, оно берет Элизу огромными лапами.

– Положи ее! – кричит тот же человек, но эффект ничуть не лучше.

Существо мгновение остается неподвижным, черная форма на фоне белой пены и блескучего дождя, высокая сильная фигура на краю мира, на грани цивилизации и хаоса.

Джайлс слишком истощен, чересчур придавлен печалью, чтобы кричать, но он шевелит губами «прощай» и существу, давшему художнику силу не утонуть, и своей лучшей подруге, дававшей ему силы не утонуть последние двадцать лет.

Без звука, баз всплеска держащее Элизу существо бросается в воду.

Набегают люди, подошвы мокро шлепают по дамбе, болтаются пистолеты в руках, ветер пытается сорвать шляпы, и люди вынуждены придерживать их, не давая умчаться на свободу. Один присаживается на корточки рядом с мертвым мужчиной, другой – около Джайлса и черной женщины.

– Вы ранены? – спрашивает человек, пробегая руками по шее Джайлса, по спине.

– Конечно, он ранен, – огрызается черная женщина. – Мы все ранены.

Джайлс удивлен тем, что хихикает.

Он будет скучать по Элизе, о, как он будет скучать, каждой ночью словно утром, утром словно днем, всякий раз, когда его желудок заворчит, напоминая, что хозяин забыл поесть.

Он любил ее. Нет, это неправильно. Он любит ее.

Неким образом он знает, что она не исчезла, что она всегда будет где-то рядом.

И эта женщина, его спасительница? Он мог бы полюбить ее тоже.

– Вы должно быть, Джайлс, – произносит она.

– А вы, – отвечает он, – должно быть, Зельда.

Формальное представление в таких условиях выглядит полным абсурдом, и они оба улыбаются. Джайлс вспоминает Элейн Стрикланд, исчезнувшую так стремительно, что он не успел сказать ей, что она для него значила.

Он не повторит этой ошибки.

Джайлс берет Зельду за руку, соленая вода течет меж их ладоней, связывает их навечно. Она опускает голову ему на плечо, и дождь колотит сверху, сплавляя их в единое, новое существо.

– Вы думаете… – начинает Зельда и осекается.

– Что они… – помогает Джайлс.

– Там, внизу, – выдавливает она. – Что они могут?..

Ни он, ни она не решаются закончить фразу.

Они оба знают вопрос, как и то, что никогда не получат определенного ответа. Джайлс сжимает руку Зельды и вздыхает, глядя, как облачко пара из его рта рассеивается под ударами капель.

Дождь вроде бы слабеет, или ему хочется в это верить.

Джайлс ждет, пока их закутывают в госпитальные одеяла, пока усаживают внутрь машины скорой помощи, и они настаивают, чтобы их не разделяли, и только потом, когда Зельда наверняка забыла вопрос, он излагает свое мнение.