Спасатели Веера - Василий Головачев

— Но они будут ждать нас в темпорале.

— Пусть ждут. — Никита остался спокоен.

Такэда понаблюдал за ним немного, хмыкнул, лег тоже.

— Ты становишься воином, Сухов, что равняется трети Посланника.

— Почему трети?

— Первая треть — творец, но эту «степень» ты уже подтвердил, как великий танцор, победитель кемтессий Риангомбе. Я не преувеличиваю. Вторая треть — великий воин, этой вершины ты еще не достиг, но идешь в правильном направлении.

— А последняя треть? — заинтересовался Никита, не дождавшись продолжения.

Вместо ответа Такэда повернулся к стене, помолчал и спросил с наигранным простодушием:

— А что-то сегодня ты так рано спать ложишься? Поссорился с Селкит?

Сухов пристально посмотрел на приятеля, словно пытаясь разглядеть его мысли, откинулся на подушки из мха камеланда. Признался:

— Меня тянет к ней, Оямыч. Селкит — не только красивая девушка, она… может быть, и не маг, но дочь мага, колдунья, так сказать, и очень неординарный человек.

«Как Ксения?» — хотел спросить Толя, но прикусил язык, потому что Никита уловил это желание и добавил с неожиданной злостью:

— И в то же время она часто заставляет меня вспоминать Ксению. Прямо мистика какая-то!

Толя снова промолчал. Разговор о «трех составляющих» души Посланника увял. Такэда в силу своей врожденной тактичности не стал говорить в лоб, что третьим необходимым «ингредиентом» личности Посланника был романтизм, вернее, способность к «великой любви» в самом широком смысле этого слова, но Сухов должен был догадаться об этом сам.

Наутро после полуторачасовой зарядки-тренировки и завтрака зашел к гостям Зу-л-Кифл и повел их в пустыню, но не в «черные земли» со следами битвы воинства демонов и магов, а в другую сторону, к недалекой горной цепи. Уже через три километра песчаные дюны закончились, и с холма путешественникам открылся вид на оазис исключительной красоты, скрывавшийся в гигантском рифтовом разломе.

Глубина почти отвесных слоистых стен разлома достигала не менее двух километров. По его дну текла довольно широкая река серебристого цвета, берега которой поросли лесом знакомых светлокорых, с зонтичными кронами и листьями-метелками, деревьев. Кое-где сквозь заросли проглядывали сверкающие зеркала озер, красивые группы скал, искрящиеся слюдой оранжево-желтые языки и россыпи камней, а среди скал бродили гигантские бронированные звери, похожие на динозавров из мезозоя Земли, но отличные от них явным налетом осмысленной деятельности. Звери… строили пирамиду! Точно такого же гиганта Сухов и Такэда встретили на водопое после выхода из темпорала.

— Нгана-Суубха, — сказал Зу-л-Кифл, оглядывая долину из-под козырька руки. Найдя то, что нужно, он вытянул руку вперед, сжав ее в кулак. С костяшек пальцев сорвалась ярко-зеленая молния и унеслась в долину. Не говоря больше ни слова, маг жестом пригласил землян следовать за ним.

Спуск в долину длился всего полчаса: тропа явно была создана искусственно, превращаясь иногда в широкую лестницу из ступеней-террас.

Такэда, размышлявший над последними словами мага («Нгана-Суубха» лингвер перевел как «Древние» или «Предтечи»), все-таки решился выяснить их значение, и Зу-л-Кифл, отвечая на вопрос, пояснил:

— В отличие от Земли на нашей планете существуют целых три ветви разума, причем Суубха — те самые бронезавры в долине — более древняя, чем человеческая. К сожалению, миллион лет назад они выступили на стороне первого Синклита Четырех, то есть на стороне Хаоса, что отбросило их эволюционно на сотни тысяч лет назад. Но среди них есть и гиганты мысли, опередившие собратьев на многие тысячи лет.

— Вы… симпатизируете им?

Зу-л-Кифл покосился на невозмутимую физиономию инженера.

— Дети не отвечают за преступления родителей, не так ли? Эта этическая норма почти универсальна. К тому же новая волна Суубха живет и мыслит по-новому. Они — мои друзья и помощники, как и Нгана.

— Э-э? — сказал Толя.

— Нгана — это растительная форма разума, рощи из «мыслящих» деревьев с зонтичной кроной. На Айгюптосе они появились сотни миллионов лет назад, гораздо раньше бронезавров Суубха.

— Мы заходили в одну из таких рощ, — сказал Никита, — но испугались пси-давления на мозг. Кстати, Суубха, которого мы встретили, уполз в рощу. Они живут в симбиозе?

— Не совсем, вернее, симбиоз односторонен: деревьям Суубха нужнее, а те вообще могут обойтись без Нгана, потому что питаются минералами.

— Мы идем к ним в гости?

— Каждая цивилизация во всех хронах имеет мыслителей высокого класса, опережающих соплеменников по уровню развития. Мы идем к такому мыслителю.

— Зачем?

— Я не всесилен. Для того чтобы помочь вам, мне необходима консультация. Да и не только.

Зу-л-Кифл вдруг замедлил шаг, нахмурился, глядя куда-то вверх, на стену каньона.

— Мне это начинает надоедать! Придется заняться ими всерьез.

Никита быстро глянул на перстень — в камне светилась перевернутая пентаграмма, «знак дьявола» — и перевел взгляд на скалу. На краю обрыва неподвижно высились три черные фигуры. И исчезли, словно удостоверившись в том, что их заметили.

— Выходит, они не ушли, — произнес Такэда, сжимая рукоять лазера. Как истый оруженосец, он продолжал носить с собой оружие «рыцаря» хардсан, нервайлер, вардзуни и транскоф, хотя покровительство мага в этом мире было нужнее любого оружия.

Зу-л-Кифл продолжил путь. Вскоре они достигли первых деревьев, вблизи которых Никита начал слышать странный «шепот», повернули вдоль реки, не обращая внимания на встречающихся бронезавров, провожающих их взглядами, и вышли к одной из пирамид, оказавшейся почти прозрачной, словно из стеклянных кирпичей. Шесть или семь особей Суубха, обступивших пирамиду, не обратили на людей никакого внимания. Они всматривались в прозрачную глубину, пребывая в странном гипнотическом трансе, напоминая группу курильщиков опиума.

Зу-л-Кифл обогнул пирамиду, вывел спутников к холму с живописной грудой камней, похожих на древние развалины, и жестом предложил сесть на обломки скал. Через некоторое время из рощи Нгана у подножия холма донесся шелест, из-за деревьев показалась апокалиптическая фигура ящера Суубха, одетая в чешуйчатую зеркальную броню. Над сидящими людьми нависла кошмарная, рогатая, со множеством наростов и светящихся деталей, но с умными, пронзительно-желтыми глазами морда зверя. Впрочем, после встречи с его глазами зверем эту громадину назвать уже не поворачивался язык.

— Суубха Сеттутеп приветствует Посланника, — раздался в голове Никиты тихий дружелюбный голос.

«Посланник приветствует Суубха Сеттутепа», — хотел ответить Сухов, но у него вдруг так сильно и болезненно задергало плечо со звездой Вести, что он забыл приготовленную фразу и схватился за него. В следующую секунду удивительно пронзительная ясность хлынула в голову — поразительная глубина понимания сути происходящего открылась перед внутренним взором Никиты. Вселенная вошла в его увеличившееся до необычайных размеров тело, и сам он превратился во Вселенную, ощущая ее колоссальную протяженность во времени и пространстве, изменчивость, пульсацию энергий и многомерных информационных потоков.