Эпоха сверхновой - Лю Цысинь

Этими словами Бинс полностью приковала к себе внимание слушателей, и те молча ждали, когда юная президент откроет свою последнюю карту.

Подойдя к карте Соединенных Штатов, Бинс достала из кармана маленькие сверкающие ножницы и, ползая по бумаге словно ящерица по стене, вырезала сначала Соединенные Штаты, затем Китай. Карта была такая большая, что ей потребовалось какое-то время, чтобы аккуратно обрезать границы двух стран под взглядами изумленных китайских детей. Взяв вырезанный Китай, она пересекла карту и протянула его Хуахуа.

– Это ваша территория. Возьмите ее.

Затем Бинс забрала вырезанный контур Соединенных Штатов и вернулась к китайским детям.

– Смотрите, а это наша территория, – протянув им карту, сказала она.

После чего президент вручила Хуахуа вырезанные Соединенные Штаты, а другой рукой забрала у него Китай.

– Мы ими обменяемся, – сказала она.

Потрясенный китайский переводчик уставился на нее.

– Прошу прощения, я вас не понял?

Бинс не повторила свое заявление – слова, предназначенные для учебников истории, нельзя произносить дважды. К тому же она знала, что не только переводчик понял ее, но даже Хуахуа, имея за плечами лишь два полугодия изучения английского языка, также понял смысл этого простого предложения. Президент молча кивнула китайским официальным лицам, подтверждая свое немыслимое предложение.

– Что? Обмен? – спросили китайские дети.

– Все китайские дети переселятся на нашу территорию, а все американские дети переселятся на вашу территорию, – подтвердила Бинс.

– То есть наша территория будет принадлежать вам?

– Совершенно верно. А наша территория будет принадлежать вам.

– Но… а как же насчет всего того, что находится в стране? Ведь нельзя же переправить через Тихий океан на кораблях целый город?

– Мы обменяем всё на всё.

– Вы хотите сказать, вы придете сюда с пустыми руками, и мы уйдем отсюда тоже с пустыми руками?

– Вот именно! В этом и заключается игра с обменом территориями!

Китайские дети переглянулись с широко раскрытыми глазами, не в силах поверить в то, что это предложение сделано совершенно серьезно.

– Но… это означает, что все ваши… – Хуахуа осекся.

– Все наши заводы, – поспешно произнесла Бинс, не давая ему договорить. – И все наши фермы. Все наши лакомства и развлечения. Все, что есть в Америке, будет вашим! Разумеется, это означает, что все, что есть в Китае, станет нашим.

Китайцы уставились на американского президента как на сумасшедшую. Наконец министр иностранных дел расхохотался, и вскоре его смех подхватили все китайские дети.

– Ваша шутка зашла слишком далеко, – сказала Сяомэн.

– Ваши сомнения вполне объяснимы, но я готова торжественно поклясться, как глава государства, что пересекла Тихий океан исключительно с целью сделать вам это предложение, – искренне произнесла Бинс. – Я прекрасно понимаю, мне будет крайне нелегко доказать серьезность наших намерений, но мы готовы сделать все, что от нас потребуется.

– И как вы намереваетесь это осуществить? – спросил Хуахуа.

– Этим займется мистер Воан, – сказала президент, жестом приглашая выйти вперед госсекретаря, который стоял в последних рядах, с восхищением разглядывая огромный гобелен.

Услышав свою фамилию, Воан не спеша развернулся, прошел вперед и остановился на пустом пространстве на карте, которое когда-то занимали Соединенные Штаты.

– Доказать серьезность этого честолюбивого замысла – в международной политике это то же самое, что доказать основополагающие законы квантовой механики или теории относительности, – сказал он. – Для этого нужны сверхчеловеческие ум и мозг. Здесь есть только один человек, с кем я могу говорить.

Все это время Очкарик молчал, но теперь он встал и прошел к пространству на карте, которое раньше занимал Китай. Два юных мыслителя с Востока и Запада встали, глядя друг на друга через Тихий океан.

– В этом мире только два истинных героя – вы и я. Оглушительный раскат грома[35].

– Вы хорошо знакомы с китайской культурой, – одобрительно заметил Очкарик.

– Гораздо лучше, чем вы думаете, – заявил Воан, вызвав у китайских детей изумление. Не своими словами, а тем, что они прозвучали не через автоматический переводчик, а от самого Воана, произнесшего его на классическом диалекте китайского языка.

Их потрясение нисколько его не тронуло.

– Мне всегда хотелось выучить какой-нибудь восточный язык, но я долго колебался между японским, санскритом и китайским, прежде чем сделал выбор.

– Нам нужно сохранять объективность, – заметил Очкарик.

– Для того чтобы доказать свою искренность, нам нужно быть предельно открытыми, – кивнул Воан.

– В таком случае излагайте свои доказательства.

Помолчав несколько секунд, Воан сказал:

– Во-первых, новый мир подобен брошенному ребенку. Он никогда не повзрослеет, или, точнее, он уже повзрослел и принял такой облик.

Очкарик молча кивнул.

– Во-вторых, у вас есть свои сильные стороны, у нас – свои. Но нам необходимо пробудить свои сильные стороны. – Воан умолк, давая Очкарику возможность осмыслить его слова. – Следующий момент является крайне важным, и осмыслить его сможет только выдающийся ум. Различие наших сильных сторон заключается в том… – Он с вызовом бросил взгляд на Очкарика.

– Что мы черпаем силы в нашей древней родине; ваша сила обусловлена освоением новых территорий, – ответил тот.

Какое-то время мальчики стояли каждый на своем материке, глядя друг на друга.

– Нужны вам еще какие-либо доказательства? – наконец спросил Воан.

Очкарик покачал головой. Затем, сойдя с карты, он обратился к своим товарищам:

– Это серьезно.

– Разговор с вами явился отрадной отдушиной, – учтиво кивнул Очкарику Воан, стоя в вырезе на карте.

Очкарик вернул ему поклон.

– Я отношусь с большим уважением к вашему предложению. Такая глубокая и дерзкая мысль заслуживает честь именоваться великой.

– Мы уверены в том, что как только новость о новой игре получит широкую огласку, запустится процесс, остановить который будет уже крайне трудно. Если кто-либо из присутствующих здесь не согласен с предлагаемым обменом, боюсь, устоять под давлением страны детей будет невозможно.

Хуахуа молчал.

– Возможно, именно в этом все дело, – сказал он наконец. – Но как насчет вас? Я сомневаюсь, сможете ли вы осуществить свой план. Вам удастся убедить американских детей?