Крутой мэн и железная леди - Елена Арсеньева

Алёна пересекла трамвайные пути и вошла в дверь «Барбариса».

– Жанна Сергеевна у себя?

– Да, только она пока занята. Вы посидите немножко вон натом диванчике, хорошо?

Хорошо. Алёна села, покосившись на сцену. Пусто-пусто…Танцоры не репетируют. Музыка не играет, их нет.

Где тут камера наблюдения? Наверное, вон там, над стойкойбара. Так или иначе, Жанна уже знает, что Алёна ждет ее и понимает, что сейчаск ней вернутся те сто долларов, которые писательница брала взаймы.

Наверняка Жанна уже вспомнила рассказ Алёны о том, как онапыталась купить час любви Игоря за столь ничтожную сумму – и в очередной разпосмеялась над глупенькой дамочкой постбальзаковского возраста, без памятивлюбившейся в молоденького красавчика, который ее и знать не хочет!

– Алёна, здравствуйте.

О Господи Боже… упомяни о… а он уж…

Ой, сердце сразу забилось где-то в горле, руки-ногипохолодели, голос задрожал:

– Здравствуйте, радость моя.

Можно давать себе сколько угодно страшных клятв, но при видеэтих невероятных глаз все они рассыплются прахом. Ничего не остается от обиды,от горечи – только счастье смотреть на него, восторгаться им, греться в лучахэтих черных солнц, блуждать в их черном тумане.

А он… угрюмый такой, смотрит исподлобья. Отнюдь не светитсясчастьем при виде ее. Тошно ему ее видеть, вот что!

Ужасно вот так проницать все насквозь, понимать подоплекупоступков всех и каждого. Ох уж этот интуитивист «Достоевский»! Правильно,правильно писал Георгий Иванов: «Мне исковеркал жизнь талант двойного зренья!»Если Алёна когда-нибудь напишет детективчик об этой истории, сии слова вполнемогут стать к ней эпиграфом. И Алёна так и назовет этот романец: «Бедный,бедный Достоевский».

Да, тебя остается только пожалеть…

Может быть, Жанна права? Все дело в сумме? Да конечно!Предложи Алёна Игорю, к примеру, пятьсот баксов в час…

А что? Если Простилкин сдержит слово, она вполне сможет этосебе позволить. Сколько у нее будет? Восемьдесят три тысячи? Ого! Это насколько раз хватит!

Может быть, Федре надо было сразу предложить Ипполитукругленькую сумму? С другой стороны, тогда бы не было такого мифологическогосюжета!

Да бог с ним, с сюжетом! У Алёны свои сюжеты и свои методы.

– Иппо… то есть, извините, Игорь, – пробормотала она, – выне могли бы присесть вот здесь? – Похлопала по диванчику. – Я хотела… я хотелаизвиниться перед вами за тот разговор… вчерашний.

Да неужели это было только вчера? Столько страданий!

Игорь неохотно сел.

– Какой разговор?

Голос ледяной, вид неприступный. Типа пошла вон,писательница, не путайся под ногами.

– Ну, про сто долларов.

– Совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

Как же он ее презирает. Ему на нее и смотреть противно.

Неужели она скажет? Неужели снова решится? Нет, лучшеумереть.

– Игорь, а если… это будет пятьсот долларов?

Вот. Выговорила. И жива осталась, ну надо же, как странно!

– Что?!

Ну и глазищи у него, Господи Боже!

– Я хочу сказать…

Отвернулся, вжался в спинку дивана. Молчит.

Считает, наверное: трынь, трынь, трынь…

– Я же говорил: никогда не делал это за деньги. И несобираюсь начинать.

Опять отказ? Нет, не может быть!

– Значит, нет?.. Никогда? Может быть, вы все-такиподумаете?!

– Никогда.

Ну вот тебе и дар двойного зренья! Пошли его подальше!

– Понятно… Ну ладно, извините. Я пойду… мне к Жанне…

Кое-как встала.

– Игорь…

Надо как-то извиниться.

Не надо. Прощайся и уходи.

– Алёна, а что… это обязательно должно быть только заденьги?

– Что?..

Обернулась так резко, что не удержалась, покачнулась – ирухнула к нему на колени.

Немедленно выяснились две вещи: во-первых, что Игорьсовершенно не умеет целоваться, этому его придется долго обучать… какоесчастье! – а во-вторых, что пылкому Нарциссу ничего не обломится от его«развратительницы» – кроме каскетки с надписью «Not forget me!».

Потом мелькнула мысль, что Жанна там, конечно, умерла отсмеха рядом со своей камерой наблюдения… но этой мысли в голове писательницыДмитриевой места не нашлось, поэтому она как пришла, так и ушла.