Женщины Девятой улицы. Том 2 - Мэри Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джоан в тот период переживала небывалый творческий взлет, и коллеги-художники хвалили ее (так, Клем на выставке на Девятой улице в знак одобрения от души потряс ее руку). Тем не менее в галерею, которая по всем критериям должна была бы стать ей родным домом, то есть в «Тибор де Надь», где выставлялись художники второго поколения, путь девушке был заказан. Проблема заключалась в том, что ее работы не нравились владельцу галереи Джону Майерсу[1167]. Годы спустя Джоан заявляла, что не стала бы там выставляться, даже если бы ей предложили. Ведь там висели полотна «этих двух сучек», под которыми она подразумевала Грейс и Хелен[1168]. В этих словах вся Джоан Митчелл. И ее заявление, вне сомнений, не соответствует действительности. Вероятно, Барни понимал, как сильно исключение из «Тибор де Надь» мучает Джоан. Поэтому, когда Майерс начал организовывать экспозиции для «своих ребят», Россет предложил жене помощь с поиском возможности выставляться. Он задействовал свои связи в Иллинойсе в лице влиятельной чикагской галеристки Кэтрин Ку и устроил визиты в мастерскую Джоан важных персон. Вначале к ней заглянула Бетти Парсонс. Работы Джоан ей понравились, но на тот момент в ее галерее не нашлось свободного места. Затем пришла Дороти Миллер из Нью-Йоркского музея современного искусства, которую творчество Джоан не впечатлило. Наконец, художницу посетила сама Ку. Галеристка написала о Джоан в Музей американского искусства Уитни и пригласила ее следующей зимой принять участие в выставке в Чикаго[1169]. Однако все эти посещения возымели противоположный эффект, нежели можно было ожидать. Повышенное внимание заставило Джоан, по ее словам, чувствовать себя «неловко» и «погано». Обсуждая работы Митчелл, гости вели себя так, будто она «лежала в гробу и едва ли слышала их слова, произнесенные на приличном расстоянии»[1170].
Джоан была уверена, что рано или поздно они с Барни разведутся и ей нужно обеспечить себе средства к существованию. Поэтому она стремилась получить степень магистра изящных искусств в Колумбийском университете и записалась на уроки французского в Нью-Йоркском университете[1171]. Девушка пребывала в отчаянии из-за неразберихи и кризиса в личной жизни. Ей было сложно разобраться в запутанных делах Майка. Одновременно ее мучило чувство вины перед Барни. Ко всему прочему Джоан ужасала сама мысль о том, что родные могут ее жалеть. Художница рассказала матери о хаосе, в который превратилась ее жизнь. И хотя Мэрион отреагировала с пониманием, тон ее при этом был довольно покровительственным. Она сказала что-то вроде «да ладно, успокойся». Мать даже предложила Джоан вернуться на лето в Оксбоу, чтобы все хорошенько обдумать[1172]. Примерно в это же время Майк попросил молодого пианиста по имени Эванс Герман доставить Джоан какое-то послание. Эванс познакомился с Майком в психиатрической больнице, куда угодил за уклонение от призыва. И Джоан влюбилась в него без памяти. Этот парень воплощал в себе творческое спокойствие. Девушка наслаждалась этим ощущением в детстве рядом с матерью и дедом, но во взрослой жизни оно от нее ускользало. Эванс жил в отеле «Челси» в номере с роялем. «Джоан приходила ко мне в номер и расслаблялась без секса, просто слушая, как я играю», — рассказывал он много лет спустя[1173]. Впрочем, и эти отношения довольно скоро усложнились. Эванс и Джоан стали любовниками. Теперь за внимание художницы состязались уже не двое, а трое мужчин.
В середине лета в ее жизни появился истинный джентльмен и выпускник Колумбийского университета Юджин Тоу, который и разрешил ее нью-йоркскую дилемму с демонстрацией работ. Юджин, или, как его все называли, Джин, с партнером были совладельцами выставочных площадей на верхнем этаже отеля «Алгонкин». К Джоан его направил Конрад Марка-Релли[1174]. У Джина не было ни опыта организации выставок, ни репутации галериста, ни вообще реального места в творческом мире Нью-Йорка. Он мог предложить художнику только свою любовь к передовому искусству, которое он был готов показывать в своей «Новой галерее». Джоан пригласила его к себе в мастерскую, и он ей понравился. Джин, в свою очередь, предложил провести ее персональную выставку в следующем же году[1175]. Теперь, когда вопрос с галерей был, наконец, решен, Джоан решила сбежать из раскаленного города. Ее старая подруга по Чикагскому институту искусств Франсин Фелсенталь пригласила их с Барни в свой передвижной домик на Сэммис-Бич, на Лонг-Айленде[1176]. (Франсин свято верила в оргонную энергию, и у нее в городской квартире даже был ящик для ее аккумулирования. Барни говорил, что она «немного смахивает на буйнопомешанную»[1177].) Как ни удивительно, учитывая состояние отношений Джоан и Барни, приглашение было принято.
Оба приехали в Хэмптонс впервые в жизни, и красота деревни поразила их до глубины души: бурные волны посреди спокойных вод океана, простиравшихся до горизонта, белые горы дюн — все это напоминало им о доме. В то же время пейзаж был достаточно уникальным для того, чтобы вызвать восхищение. Все в ту поездку оказывало благотворное влияние на них обоих. Барни тоже пришло время задуматься о будущем, которое он уже решил не связывать с кино. И Франсин вскользь упомянула об одном своем друге, который хотел продать небольшое издательство — Grove Press. Оно выпустило всего три книги, но его владельцы быстро теряли интерес к книжному делу, так как деньги текли только в одном направлении — из их карманов[1178]. И тут Джоан совершила то, что Барни назвал «довольно красивым финальным актом», а именно посоветовала ему купить этот бизнес. «В роли мужа я провалился. Так что, возможно, стать предпринимателем было вполне закономерным следующим шагом», — говорил Барни. Профессия издателя могла бы ему подойти. И вот за 3000 долларов Барни стал полноправным владельцем бренда Grove Press и нераспроданного тиража всех трех выпущенных издательством книг: романа «Маскарад, или Искуситель» Германа Мелвилла, «Избранных работ Афры Бенн» (это первая профессиональная англоязычная женщина-писатель) и труда Ричарда Крэшоу, британского поэта-метафизика XVII в.[1179] Впоследствии под успешным руководством Барни Россета Grove Press издаст Сэмюэла Беккета, Жана Жене, Д. Г. Лоуренса, Генри Миллера, Фрэнка О’Хару, Уильяма Берроуза, Аллена Гинзберга, Джека Керуака, Че Гевару, Алена Роба-Грийе, Натали Саррот и многих-многих других. Но вначале Барни подошел к новому делу осторожно. Одну из первых опубликованных им книг он приобрел по совету все той же Джоан. Любопытно, что это была «Золотая чаша» Генри Джеймса, роман о супружеской измене и обреченных браках[1180].