Проект «Аве Мария» - Энди Вейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После серии слишком резких коррекций я, наконец, приноравливаюсь. Увеличиваю угол отклонения понемногу, и корабль начинает снижать скорость относительно планеты.
– Скажи, когда спускать зонд. – Рокки заносит клешню над кнопкой, нажатие которой вытолкнет катушки и сбросит цепь. (Главное, чтобы она не запуталась!)
– Еще рано!
Система ориентации и стабилизации сообщает, что корабль отклонен от горизонтали на 9 градусов. Мне нужно довести угол до 60 градусов. И тут я краем глаза замечаю кое-что справа. Это экран, передающий изображение с наружной камеры. Планета под нами… сияет! Нет, не целиком. Только область позади корабля. Так атмосфера реагирует на инфракрасную струю из двигателей. «Аве Мария» выбрасывает в сотни тысяч раз больше энергии, чем Тау Кита. ИК-излучение настолько раскаляет воздух, что он ионизируется и становится буквально огненно-красным. Чем выше угол наклона корабля, тем ярче светится воздух. А потом ионизированная область начинает разрастаться. Я, конечно, подозревал, что последствия будут значительными, но понятия не имел, что настолько. Корабль оставляет за собой алый след, убивающий в атмосфере все. Видимо, при контакте с чистой тепловой энергией углекислый газ разрывается на дисперсный углерод и свободный кислород. Наверное, кислород даже не формирует O2. Слишком высокие температуры вокруг.
– Двигатели сильно раскаляют атмосферу Эдриана, – говорю я.
– Откуда ты знаешь, вопрос?
– Иногда я могу видеть тепло.
– Что, вопрос?! Почему ты не рассказываешь об этом, вопрос?
– Это связано… сейчас нет времени объяснять. Просто поверь: мы слишком сильно нагреваем атмосферу.
– Опасность, вопрос?
– Не знаю.
– Мне не нравится такой ответ.
Угол тангажа становится все больше, больше и больше. Сияние позади становится ярче и ярче. Наконец, мы занимаем нужное положение.
– Угол достигнут, – объявляю я.
– Ура! Сбрасываем, вопрос?
– Приготовься! Так, наша скорость… – Я сверяюсь с панелью навигации. – 127,5 метр в секунду! Точно совпадает с моими расчетами! Черт возьми, получилось!
Чувствую, как притяжение Эдриана вжимает меня в кресло. Это одно из тех явлений, которое часто приходится объяснять ученикам. Гравитация никуда не девается, когда вы находитесь на орбите. На самом деле гравитация на орбите ощущается почти так же, как и на поверхности планеты. Невесомость, которую испытывают космонавты во время орбитального полета, возникает из-за постоянного падения. Но поскольку Земля круглая, поверхность уходит из-под космического корабля с той же скоростью, с которой он падает. Иными словами, это бесконечное падение.
«Аве Мария» больше не падает. Двигатели удерживают нас на нужной высоте, а наклон корпуса позволяет тихонько двигаться вперед со скоростью 127 метров в секунду, то есть около 285 миль в час. Быстро для автомобиля, но на редкость медленно для космического корабля.
Воздух позади «Аве Марии» сияет так ярко, что наружная камера закрывает объектив, дабы защитить свой аналогово-цифровой преобразователь. На главном экране неожиданно возникает панель системы жизнеобеспечения. Я читаю предупреждение: «Предельная температура окружающей среды».
– Воздух снаружи раскален! – кричу я. – Корабль перегревается!
– Но корабль не контактирует с воздухом, – недоумевает Рокки. – Почему корабль перегревается?
– Воздух отбрасывает ИК-излучение обратно на нас! И он настолько раскален, что испускает собственные ИК-лучи! Мы сейчас сваримся!
– Твой корабль охлаждается астрофагами, вопрос?
– Да, корабль охлаждают астрофаги.
Как раз на такой случай весь корпус защищен слоем астрофагов. Конечно, никто не предвидел конкретной ситуации, когда «атмосфера планеты, раскаленная интенсивным ИК-облучением, вызовет плавление стали». Корабль защищали от перегрева вообще – например, когда лучи Солнца и Тау Кита раскаляют корпус, и теплу некуда уходить.
– Астрофаги поглощают тепло. Мы в безопасности.
– Согласен. Мы в безопасности. Пора! Сброс зонда! – командую я.
– Сброс зонда! – Рокки грохает клешней по кнопке.
Снаружи раздается скрежет и грохот: катушки одна за другой скользят по корпусу и падают, устремляясь к планете. Всего двадцать катушек, каждая отстреливается от корпуса и разматывает свой участок цепи, затем приходит в движение следующая и так далее. Это все, что мы могли придумать, дабы предотвратить запутывание цепи.
– Шестая катушка есть, – сосредоточенно докладывает Рокки.
На экране снова мигает предупреждение системы жизнеобеспечения. И я снова его убираю. Астрофаги обитают на звездах. Уверен, они справятся с теплом от небольшого количества отраженного ИК-света.
– Двенадцатая катушка есть, – продолжает Рокки. – Сигнал зонда в норме. Датчик давления активирован.
– Хорошо! – отзываюсь я.
– Хорошо-хорошо! – подтверждает Рокки. – Восемнадцатая катушка есть… Плотность воздуха растет…
Без наружной камеры я не вижу, что происходит вокруг. Но, судя по данным Рокки, пока все идет по плану. Прямо сейчас цепь падает и разматывается. Двигатели, повернутые под углом, удерживают нас на заданной высоте, но ничто не мешает цепи падать строго вниз.
– Двадцатая катушка есть. Все катушки сброшены. Плотность воздуха вокруг зонда почти соответствует высоте размножения астрофагов…
Я слушаю Рокки, затаив дыхание.
– Зонд закрылся! Капсула герметична! Нагреватель активирован! Успех-успех-успех!
– Успех!!! – ору я.
Все получается! Все действительно получается! Нам удалось взять пробу из атмосферы Эдриана в зоне размножения астрофагов! И если теория о хищниках верна, они обязаны быть там, правильно? Надеюсь, что да.
– Начинаем второй этап, – тяжко вздыхаю я. Впереди сложный момент.
Отщелкиваю ремни и выбираюсь из кресла. 1,4 g гравитации Эдриана тянут меня вниз под углом в 30 градусов. Весь отсек будто наклонен. Впрочем, так и есть. То, что я испытываю – не тяга двигателей, а сила притяжения планеты.
1,4 g ощущаются вполне терпимо. Приходится прикладывать чуть больше усилий, но не более того. Лезу в скафандр «Орлан», готовясь к очень непростой работе. Я должен проделать определенные действия вне корабля, подвергаясь воздействию гравитации.
Излишне упоминать, что скафандр, шлюзовая камера и моя подготовка никоим образом не рассчитаны на подобные условия. Кто бы мог предположить, что мне придется топать по корпусу корабля при полной гравитации? Даже более чем полной, если уж говорить точно.
Однако гравитация гравитацией, а воздуха там все равно нет. Наихудшее сочетание. Увы, иного выхода нет. Я должен забрать зонд. Сейчас он висит на конце десятикилометровой цепи, болтающейся в воздухе. К сожалению, легкого способа вернуть пробоотборник на корабль не существует.