Детективное агентство Дирка Джентли - Дуглас Адамс

В голове у Дирка прозвучала еще одна едва слышная нотка и тут же утонула в окружающем шуме.

На мгновение он задумался, каково это – быть китом. Место было вполне подходящим, чтобы как следует представить себе, что чувствуют киты, хотя им, разумеется, привычнее рассекать морские просторы, чем с трудом пробираться на обшарпанном старом «ягуаре» в густом потоке транспорта по Пентонвиль-роуд. Однако на самом деле его больше интересовали песни китов. В прошлом киты подавали друг другу звуковые сигналы через океаны, потому что под водой звук распространяется на гигантские расстояния. Но теперь, когда в любой части океана постоянно гудят судовые двигатели, киты практически потеряли возможность услышать песни или сообщения от своих собратьев.

«Ну и что?» – примерно так относится большинство людей к этой проблеме, и их можно понять. В конце концов, кому охота слушать, что там бубнят друг другу стаи жирных рыб… ах, ну да, млекопитающих.

И все же на мгновение Дирка посетило чувство невосполнимой утраты и грусти от того, что где-то среди бурлящего информационного шума, ежедневно переполняющего жизнь людей, он не мог расслышать несколько слабых сигналов, указывающих на присутствие богов.

По дороге на север, к Ислингтону, проезжая мимо бесконечных пиццерий и риелторских контор, он ужасно разволновался от мысли, какой могла бы сейчас быть их жизнь.

Тонкие стрелки молний тут и там прорезали тяжелые, похожие на обвисшие животы тучи. Небольшой ворчливый раскат грома выжал из неба несколько жалких капель противного дождя.

В небе громоздились разнообразные башни, сучковатые шпили и пики. Они тыкали небо, изводили и распаляли его, и казалось, что небо вот-вот взорвется от отчаяния и утопит все вокруг в жутком потоке.

Высоко в мерцающей темноте за удлиненными щитами замерли в карауле безмолвные фигуры. Драконы, притаившись, не сводили изумленных взглядов со взбесившегося неба, когда Один, отец богов Асгарда, прибыл к огромным железным вратам, ведущим в его владения и далее в сводчатые чертоги Вальхаллы. Беззвучно подвывая, гигантские крылатые псы приветствовали хозяина на пути к месту правления. Между башнями и пиками сверкали молнии.

Способ возвращения в свои чертоги, выбранный великим, древним и бессмертным богом Асгарда, вызвал бы удивление даже у него самого в лучшие годы его жизни – ведь и у бессмертных богов есть лучшие годы, когда их власть наливается полной силой, они питают мир людей и царствуют в нем, потому что в ответ на потребности этого мира боги и рождаются. Он возвращался в большом сером фургоне марки «Мерседес» без каких-либо опознавательных знаков.

Фургон остановился в уединенном месте.

Из кабины выбрался унылый человек с ничего не выражавшим лицом, одетый в серую униформу. Этот человек получил свою работу и выполнял ее всю жизнь благодаря тому, что никогда не задавал вопросов – не столько из-за врожденного чувства благоразумия и такта, сколько потому, что просто не знал, о чем спрашивать. Двигаясь медленно, враскачку, как ложка, которой перемешивают густую кашу, он обошел фургон и открыл задние двери, что оказалось делом непростым, требующим выполнения ряда согласованных манипуляций со множеством щеколд и рычажков.

Наконец двери распахнулись, и если бы здесь присутствовала Кейт, ей на мгновение пришла бы в голову мысль, что в фургоне – как ни странно – перевозят-таки албанское электричество.

Перед взором Хиллоу – так звали мужчину – предстала светлая дымка, однако это его ничуть не удивило. Когда бы он ни открывал эти двери, он всегда ожидал увидеть светлую дымку. А открыв их впервые, просто подумал: «О! Светлая дымка, ага», – и все, благодаря чему и обеспечил себя постоянной работой на всю оставшуюся жизнь.

Светлая дымка осела и постепенно приобрела очертания дряхлого старика на каталке, сопровождаемого фигурой коротышки, которого Хиллоу, возможно, посчитал бы самым отвратительным существом на свете, если бы потрудился вспомнить и сравнить всех, кого знал. Однако на это ушло бы больше умственных усилий, чем Хиллоу мог потратить. Сейчас его заботой было помочь коротышке спустить каталку из фургона на землю.

Большого труда это не требовало. Ножки и колесики каталки представляли собой чудо стальных технологий: они так слаженно размыкались, крутились и поворачивались, что ни ступени, ни ухабы не мешали плавному движению.

По правую руку от фургона располагался вход в просторную переднюю. Стены в ней были отделаны деревянными панелями с изящной резьбой. У стен горделиво возвышались мраморные опоры для факелов. Отсюда можно было попасть в большой зал под куполообразным сводом. Вход с левой же стороны вел в величественные покои, где Одину предстояло подготовиться к сегодняшней ночной схватке.

Как же он все это ненавидел! Выдернули из постели, ворчал он про себя… Хотя, по правде говоря, постель от него никуда не делась. Заставили снова выслушать все эти нелепые отговорки бестолкового сына-громовержца, который не желал… не мог… да просто у него ума не хватало принять новые реалии жизни! Если он их не примет, придется его уничтожить, и сегодня ночью Асгард станет свидетелем уничтожения бессмертного бога. А это уже чересчур для того, кто дожил до столь преклонного возраста, капризно думал Один, хоть жизнь его и не двигалась в привычном для людей направлении.

Все, чего ему хотелось, – это остаться в клинике, которую он так любил. Чтобы туда устроиться, потребовались немалые траты, но они того стоили. Один научился мириться с новыми реалиями. А у кого это не получается – пусть пеняет на себя. Ничто не возникнет на пустом месте, даже для бога.

Завтра он сможет вернуться в Вудшед навсегда, и это хорошо. Один так и сказал Хиллоу.

– Чистые белые простыни, – мечтательно вздохнул он. – Льняные. Каждый день свежее белье.

В ответ Хиллоу едва кивнул, ничуть не изменив выражение лица, развернул каталку и стал поднимать ее по лестнице.

– Быть богом, Хиллоу, – продолжал Один, – быть богом – такая грязная работа. Слышишь меня? Никто не заботился о моих простынях. Никому до них не было дела. Подумать только! В моем-то положении! Я – отец богов! За всю жизнь никто, вообще никто не подошел ко мне и не сказал: «Мистер Одвин»… – Он хихикнул: – Они называют меня мистером Одвином и даже не представляют, с кем имеют дело. Да и вряд ли им удалось бы осмыслить такую новость, правда, Хиллоу? Так вот, никто за все это время не подошел и не сказал: «Мистер Одвин, я сменил постельное белье, теперь у вас свежие простыни». Ни единая душа. Только и разговоров было, что кого-то зарубить, уничтожить и разорвать на куски. Все кому не лень трещали о могуществе, расколе, обращении в рабство, и очень мало внимания – как я сейчас понимаю – уделялось стирке. Вот, например…

Тут воспоминания его прервались – каталка остановилась у огромного дверного проема, в котором подбоченившись стояло потное, расплывшееся существо. Тоу Рэг, до сего времени в глубоком молчании семенивший перед каталкой, поспешил к нему и что-то сказал. Чтобы расслышать, существу пришлось податься вперед. Подобострастно кланяясь, оно тотчас удалилось в свою желтую нору, и священная каталка продолжила путь по огромным холлам, камерам и коридорам, где гуляло порывистое эхо и тянуло зловонием.