Кладезь бездны - Ксения Медведевич

Джунайд покорно вздохнул.

– Собака – это Тарик! Тарик – на стоянке пути? Какой? – вскакивая на ноги и отряхиваясь, строго спросил Абдаллах.

– Его зовут Тарег – если ты хочешь отыскать его на дороге созерцания, – тихо ответил Джунайд, не поднимая глаз.

– Где он, о шейх?

– Я уже отвечал тебе, – упрямо отвернулся суфий.

– Я вспомнил, – вскрикнул аль-Мамун. – Вспомнил! Ночь. Он на пути, и его стоянка сейчас – ночь!

– Не надо, – с очень человеческой печалью сказал кот. – Ты не вернешься. Это очень далеко.

– И очень страшно, – бесстрастно выговорил Джунайд.

– Ты там был? Ты ходил в темную ночь? – тихо спросил аль-Мамун.

– Ночь – бесконечна, – ответил суфий.

– Я найду там ответы на мои вопросы?

– Ночь – не время для вопросов.

– А для ответов?

– У каждого своя ночь. Твоя вера – это тоже ночь.

– А мне недостаточно веры! Я хочу знать! Знать, что нас ждет! Я хочу пройти за ним по пути созерцания и получить знание. Знание истины. Я хочу узнать про четыреста девяносто первый год. Узнать наверняка.

Джунайд вдруг оскалился – свирепо, прямо как джинн:

– Зна-аать? Узнать наверняка-ааа? Да кто ты такой, чтобы задавать Всевышнему вопросы и получать на них ответы?!

– А кто ты такой, чтобы знать про Его ответы?!

– А если Он не ответит?

– А если ответит?

– Да ты даже не узнаешь, был ответ или нет! Там нет знания! Там даже разума нет!

– Я читал с моим наставником трактат «Восхождение…».

– Глупости. Аль-Асмаи читал про ночь, но не входил в нее!

– Неважно! Он учил меня распознавать видения. Учил, что все, что мы видим там, есть порождение нашего разума. Что мы смотримся в зеркало сознания…

– Чушь! Единственная правда о ночи состоит в том, что ты можешь навсегда остаться слабоумным идиотом, пускающим слюни! И лишь время от времени твои члены будут напрягаться в судороге, и тогда жена будет вызывать к тебе массажиста, чтобы их расслабили, – иначе как уложить мужа в постель! И эта судорога будет отмечать новый шаг по ночному пути! Судорога – и слюни! Вот такое знание! Устраивает?!

– Я готов к этому!

– Нет, – покачал головой Джунайд. – К этому ты не готов. Никто к этому не готов.

– Я хочу знать, Кассим. Я – хочу – знать.

– Ты – веришь. Чтобы обменять веру на знание, ты рискнешь разумом и жизнью. Это безрассудство. Всевышний не одобряет безрассудства.

– Если прав я, то даже если не выйду из ночи, я умру, счастливый этим знанием. А если прав ты – мне не жалко, что я умру на год раньше, чем все.

– О Всевышний! – тихо сказал Джунайд, запрокидывая лицо в небо. – Ты видишь – я оберегал этого человека, как мог. Теперь его судьба в Твоих руках. Ты милостивый, прощающий…

– Безумец, – тихо пробормотал кот. – Сумасшедший.

Аль-Мамун гордо вскинул голову:

– Что мне делать, о шейх?

– Ничего особенного, – грустно улыбнулся суфий. – Возьми нерегиля за левую руку. И просто спроси: «Где ты, Тарег?»

– А почему левую?

– Это его рука силы.

– И все? – настороженно спросил аль-Мамун, обходя темнеющее на полу тело.

В куче щебня и пыли он с трудом разглядел синевато-серую кисть руки.

– И все.

Чувствуя себя на редкость по-дурацки – аль-Мамун все никак не мог прогнать мысль, что джинн и суфий его разыграли, – он сел на пол. Еще раз поглядел на своих собеседников. Оба отвернулись. Халиф пожал плечами.

Поморщившись, нащупал в пылище холодные неживые пальцы. И, еще раз пожав плечами, сказал:

– Где ты, Тарег?

В тот же миг все погасло, и аль-Мамун провалился в совершенную, безвидную, черную и ледяную пустоту.

* * *

…Скрипел под ногами крупный песок. Свистел ветер. Абдаллах обнаружил себя идущим – где? Вокруг густела тьма.

С усилием переставляя ноги, он вдруг понял – подъем. Под ногами – подъем. Он поднимается вверх. Скрипит песок – значит, пустыня. Возможно, это – бархан?..

Ни зги не видно. Как же темно…

Нудно, вымораживающе свистел ветер. Аль-Мамун обхватил себя за бока – тщетно. Рубашку и кафтан продувало насквозь. Ночью в пустыне царят тьма и холод.

Где же звезды…

А самое главное, зачем он здесь?

И как оказался в этой ночной пустыне?

Скрип, скрип под ногами. Холодно.

О Всевышний, какая холодная ночь…

Хорошо, хорошо. А что было до ночи?

Неожиданно аль-Мамун обнаружил себя стоящим.

Битва! Штурм дворца аль-Джилани! Рукопашная в коридорах и залах, скользкая от крови рукоять меча, мокрый холод рукава до локтя – кровь!

И он тут же вцепился в правый рукав – заскорузлый? Ткань сминалась безо всяких усилий. Как же?.. И… где кольчуга? Ведь он подъезжал к масджид в кольчуге! Подъезжал, чтобы… что?

Видно, под ногами был самый гребень бархана – ибо туфли заскользили по песку вниз, вниз, Абдаллах глупо замахал руками – и рухнул, с воем поехав вниз на спине, все так же размахивая руками.

Раскрыв глаза, он увидел розовеющее небо. А приподнявшись – лес колонн, черных и тонких, в желто-розовой перспективе рассветной пустыни.

Город. Город из старинных легенд о великой пустыне Руб-эль-Хали. Ирем Многоколонный.

А там, дальше – не горы. Руины. Развалины огромных зданий.

И ряды колонн. Бесконечные, пересекающиеся. Столпы тонкие и сросшиеся телами, еще несущие портики и одиноко стоящие. Налево, среди груд разбитого кирпича, уходила целая аллея обломанных, словно гигантским мечом срезанных колонн. Ни капителей, ни портиков. Они торчали из моря песчаника и щебенки, как обломанные сваи моста. Моста откуда… и куда?..

В высоченную полукруглую арку ворот в разбитой стене втягивался караван. Верблюды степенно вышагивали, помахивая хвостами, рядом устало брели погонщики.

Аль-Мамун заорал и побежал за ними.

– Мир вам! – сбиваясь с дыхания, выкрикивал он. – Мир вам от Всевышнего, люди!

Почти добежав до ворот, Абдаллах все-таки споткнулся и упал. А когда поднял голову, в черной арке никого не было. Только свистел ветер. Поглядев на свои ладони – а не разодрал ли, странно, что не болят, аль-Мамун увидел кровь между пальцев и грязную, жестко топорщившуюся ткань рукавов. Заскорузлая кровь потемнела и стала бурой.

Подняв глаза снова, он увидел в воротах черную фигуру женщины.