Восемь - Кэтрин Нэвилл

Он пододвинул к себе мой невразумительный контракт, достал ручку и поставил под ним размашистую подпись.

— Теперь у вас есть подписанный мной контракт, который объясняет ваше пребывание в Алжире.

Кадыр передал бумаги мне. Какое-то время я в изумлении таращилась на его подпись, затем улыбнулась. Камиль ответил мне такой же улыбкой.

— Отлично, босс, — сказала я. — А теперь не потрудитесь ли объяснить, что от меня требуется?

— Нам нужна компьютерная модель. Однако разработка должна происходить в строжайшей тайне.

— Какого рода модель?

Я прижимала к груди подписанный министром контракт, мечтая увидеть лицо Петара, когда он откроет его в Париже. Тот самый контракт, подпись на котором не смогли выбить все старшие партнеры фирмы.

— Мы хотим посмотреть, что произойдет в мире, в мировой экономике, — сказал Камиль, — когда мы урежем поставки нефти.

Холмы, на которых была построена столица Алжира, были выше и круче, чем в Риме или Сан-Франциско. Местами улицы шли под такой уклон, что трудно было устоять на ногах.

К тому времени, как мы добрались до ресторана, я совсем запыхалась. Ресторан оказался небольшим залом на втором этаже здания, окна которого выходили на широкую площадь. Назывался он «El Bacour» — «Седло верблюда». В крошечном фойе и баре повсюду были развешаны верблюжьи седла из грубой кожи, украшенные тиснением в виде растительного орнамента.

В комнате стояли столы, покрытые накрахмаленными белыми скатертями, такие же белые занавески мягко колыхались от ветерка.

Мы заняли столик у окна, и Камиль заказал пастилу и пирог с хрустящей корочкой, посыпанной корицей с сахаром. Начинка пирога состояла из голубиного мяса, яиц, жареного миндаля и изюма, приправленных экзотическими специями. Пока мы поглощали традиционный средиземноморский ланч — терпкие местные вина лились рекой, — Камиль развлекал меня историями о Северной Африке.

До встречи с ним я и не представляла, какая невероятная история и культура у этой страны, где мне предстояло прожить так долго. Изначально здесь жили туареги, кабилы и мавры — племена древних берберов, которые селились по побережью. Потом минойцы и финикийцы стали строить крепости у моря. За ними пришли римляне и создали на побережье свои колонии. Еще позже испанцы, отвоевав у мавров Пиренейский полуостров, не остановились на этом и явились за ними на берега Северной Африки. В течение трех столетий над алжирскими пиратами формально властвовала Оттоманская империя. С 1830 года эти земли оказались под владычеством Франции, пока десять лет назад алжирская революция не положила этому конец.

За это время сменилось бесчисленное множество правящих династий всевозможных беев и деев. Все они носили экзотические имена и вели не менее экзотическую, по нашим понятиям, жизнь. Гаремы и отрубание голов были тут обычным делом. Теперь, когда в стране было сильно мусульманское правление, все стало несколько спокойней. Я заметила, что, хотя Камиль пил красное вино под говяжье филе и рис с шафраном, а белое — под салат, он продолжал изображать из себя последователя ислама.

— Ислам…— произнесла я, когда принесли черный, похожий на сироп кофе и десерт. — Это значит «мир», не так ли?

— В каком-то смысле, — согласился Камиль.

Он разрезал на кусочки рахат-лукум — желеобразную субстанцию, посыпанную сахарной пудрой, амброзией, жасмином и миндалем.

— Это то же самое слово, что и «шалом» на иврите: «мир тебе». На арабском оно звучит как «салям» и сопровождается низким поклоном до земли, что символизирует полное подчинение воле Аллаха, полную покорность. — Камиль положил мне кусочек рахат-лукума и улыбнулся. — Иногда покорность воле Аллаха означает мир, а иногда — нет.

— Гораздо чаще — нет, — сказала я.

Но Камиль посмотрел на меня очень серьезно.

— Помните, что из всех великих пророков прошлого — а это Моисей, Будда, Иоанн Креститель, Заратустра, Христос — единственным, кто по-настоящему воевал, был Мухаммед. У него имелась армия в четыреста тысяч воинов, пророк лично возглавил ее и повел на Мекку. Он отвоевал город.

— А как же Жанна д'Арк? — спросила я с улыбкой.

— Она не создала религию, — ответил он. — Однако духом она была сильна. Тем не менее джихад — совсем не то, за что его принимают западные люди. Вы когда-нибудь читали Коран?

Я отрицательно покачала головой.

— Я пришлю вам хорошую копию на английском. Думаю, вам будет интересно почитать его, и ваши представления об этой книге придется серьезно пересмотреть.

Камиль встал из-за стола, и мы вышли на улицу.

— Ну вот, а теперь — обещанная экскурсия по городу, — объявил он. — Мне хочется начать с центрального почтамта.

Мы направились вниз по улице к высокому зданию, расположенному у воды. По дороге Камиль продолжал рассказывать:

— Через центральный почтамт проходят все телефонные линии. Это одна из систем, которую мы унаследовали от французов. Все поступает в центр, оттуда ничего не выходит. То же самое касается и улиц. Междугородние звонки соединяется вручную. Вам будет интересно посмотреть на это, особенно потому, что вам придется иметь дело с этой архаичной телефонной системой, чтобы создать компьютерную модель, о которой мы говорили и проект которой я подписал. Большая часть данных будет поступать к вам по телефону.

Я не совсем поняла, каким образом модель, которую он описал мне, требует связи через телефонные линии, но мы договорились не обсуждать это в многолюдных местах, и я сказала только:

— Вчера вечером я пыталась сделать международный звонок. Это оказалось непросто.

Мы стали подниматься по ступеням к почтамту. Как и в большинстве алжирских зданий, внутри оказалось сумрачно, там были мраморный пол и высокие потолки. С потолка свисали причудливые люстры, похожие на те, что использовались в банковских конторах двадцатых годов. На стенах в массивных рамках висели фотографии Хуари Бумедьена, президента Алжира. У него было вытянутое лицо, большие печальные глаза и густые викторианские усы.

В тех алжирских учреждениях, где мне довелось бывать до сих пор, было очень много пространства, и центральный почтамт не оказался исключением. Хотя Алжир был большим городом, у меня создалось впечатление, что здешние присутственные места все же слишком просторны и вряд ли есть необходимость в таких огромных залах. Когда мы с Камилем шли по зданию почтамта, звук наших шагов отдавался от стен. Люди разговаривали громким шепотом, словно находились в публичной библиотеке.

В дальнем углу стоял небольшой коммутатор размером с кухонный стол. Вид у него был такой допотопный, словно его собрал еще Александер Грейам Белл. Рядом сидела строгая женщина лет сорока, ее волосы, ярко-рыжие от хны, были Уложены в тяжелый узел, а губы накрашены ярко-красной помадой, какой не выпускают со времен Второй мировой войны. Ее цветастое полупрозрачное платье относилось примерно к тому же периоду. На коммутаторе стояла большая коробка шоколадных конфет, тут же валялось множество скомканных фантиков.