Погребённые заживо - Марк Биллингем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэгги Маллен не сводила глаз со своего сына, но отрицательно покачала головой.
— И я понятия не имел, насколько сильно это меня ранит. Никто этого не знает, верно, даже если видит, что разрыва не избежать? И я не знал ни в первый, ни во второй раз. Ни с Мэг, ни с мамой. Оба раза были подобны автомобильной катастрофе — оба раза как гром среди ясного неба. Ты обманываешь себя, что выбрался целым и невредимым, но потом наступает замедленная реакция.
Кажется, все происходит с кем-то другим, и единственное, что остается, — наблюдать, как незаметно проходит, утратив контроль, жизнь этого другого человека. Даже когда я обдумывал ужасные вещи, даже когда совершал ужасные поступки — я не мог ничего поделать… Не мог совладать. Назад дороги нет.
Он все медленнее говорил и все быстрее вращал в руке нож.
— Ты все теряешь, понимаешь? Власть, самоуважение, уважение к жизням других людей. Все. И эта чертова перегоревшая лампочка…
Он продолжал едва заметно шевелить губами, посмотрел на лезвие ножа, как будто пытаясь понять, для чего он нужен. Внезапно он растерялся.
В комнате из присутствующих не плакал лишь Торн. Он посмотрел на Ларднера и отогнал от себя даже намек на сочувствие.
Он сосредоточился на мальчике.
Подумал о теле Кэтлин Бристоу. Ее грязной ночной сорочке. Ее кривых воробьиных ножках…
— Отпусти Люка, — попросил Торн.
Ларднер покачал головой. Торн не мог решить, то ли это отказ, то ли жест растерянного человека. Между ними оставалось не более двух шагов…
Он напрягся. На волосок от смерти. Раньше Ларднер не боялся использовать нож.
Торн понимал, что ему очень повезет, если он выберется отсюда живым и здоровым.
Он не знал, как Ларднер отреагирует на нападение. Бросит свое оружие и выбросит «белый флаг»? Или так же легко убьет ребенка, как убил старуху? И не имеет значения, что написано у него на лице, каким разбитым и смущенным он кажется. Из-за своей непредсказуемости он был таким же опасным, как любой мордоворот из банды или узкоглазый психопат, с которыми Торну приходилось иметь дело.
Несколько лет тому назад, в похожей ситуации, он застыл на месте, когда преступник приставил нож к шее женщины-полицейского. Он сделал все по инструкции, опасаясь того, что его героизм может стоить ей жизни.
Тогда он увидел, как она все равно умерла.
Сам Люк замер и замолчал. Его глаза были закрыты. Потом слова Мэгги — она звала сына по имени и постоянно спрашивала, все ли с ним в порядке, — кажется, вернули Ларднера к происходящему.
— С ним и вправду все нормально, — ответил Ларднер. — Мы стали настоящими друзьями, верно, Люк?
Мальчик открыл глаза.
— Я думаю, мы неплохо внизу поболтали-посекретничали.
— Нет…
Торн увидел, как в глазах Мэгги Маллен вспыхнула паника.
— Поболтали о том о сем.
— О чем, например?
В ответ — пожатие плеч.
— Ну, о семье. О том, что в жизни имеет значение…
— Прекрати!
Люк Маллен из-под пленки прохрипел длинно, отчаянно: «Нет..»
— Я не собирался здесь об этом говорить, — заявил Ларднер, — но раз уж ты сама начала…
Оставалось уже не более пары шагов, но Торн понимал: Ларднер может перерезать Люку горло прежде, чем он до него доберется.
— Что ты рассказал моему сыну?
— Хочешь, чтобы я повторил? Даже полицейские будут в шоке. Но у этого, вон, уже ушки на макушке.
— Хватит!
— Рассказать ему, что мы вытворяли в постели? Или о том, почему ты вообще стала спать со мной?
Если она бросится к сыну или хотя бы на секунду отвлечет Ларднера, у Торна будет шанс. Только как подать ей знак, что сделать?
— Люк, послушай меня. Не знаю, что он тебе там наговорил.
— Давай не будем притворяться, что виной всему моя внешность.
— Он болен. Ты же понимаешь, дорогой, правда? Тебе известно, что он болен.
Торну нужно было броситься на левую руку, на руку с ножом. Возможно, если Люк быстро среагирует и отпрянет, Ларднер может потерять равновесие…
— Что привело тебя в мои объятья, — продолжал Ларднер. — Полагаю, это будет верное определение.
— Все — вранье. Все, что он наговорил.
— И, разумеется, увлекло прочь из объятий твоего мужа.
— Люк, пожалуйста, посмотри на меня.
— Думаю, мы теперь отлично знаем друг друга. Одна-две семейных тайны не повредят, верно?
— Люк, пожалуйста!
Не жди лучшего момента. Просто воспользуйся ближайшим…
— Почему бы тебе не рассказать все инспектору? — Губы у Ларднера были крепко сжаты, но глаза светились добротой. — Почему ты не выносила, когда он к тебе прикасался…
Раздался странный звук, как будто под пленкой взвыли от ярости и ужаса. Люк всем телом подался к матери, и, когда Ларднер потянул его назад на себя, по инерции врезался в Ларднера, и они оба завалились на диван.
Слишком поздно Торн сообразил, что происходит.
Он увидел, как высоко поднялась рука, которую до этого мальчик прижимал к бедру. Увидел, как что-то блеснуло у него в кулаке. Услышал вздох и треск.
Потом все стало происходить в ускоренном темпе. Комната наполнилась криками и окрасилась в красный цвет.
Торн обнаружил, что лежит у ног Ларднера и смотрит на осколок стекла, который выронил Люк. На осколке была кровь, а пленка, которой был обернут один конец — вроде импровизированной рукоятки, была скользкой от пота.
Это было похоже на стекло, под которым хранят картины. Тонкое, легко крошащееся.
Он стал искать кусок стекла, который вошел Питеру Ларднеру в шею. Увидел, что он уже скрылся под бьющей струей кровью.
Мэгги Маллен стояла на коленях и что-то шептала, одной рукой она крепко обхватила Ларднера за шею — все было в крови. Другой рукой она отчаянно размахивала, пытаясь дотянуться до Люка, который стоял в метре от нее и продолжал кричать, как будто только так умел разговаривать. Глаза мальчика были большие, как блюдца, дико вращались от ужаса и возбуждения.
И было в них что-то еще, что Торн не смог определить. Что-то более шокирующее, чем вся кровь, которая затекала в щели между рассохшимися досками.
Прежде чем вернуться в квартиру Торна, они выпили вина, потом по бокалу виски, затем хорошенько «заполировали» это большим количеством лагера. И все закусили своим первым поцелуем.
За окном уже начинало светать. Время — седьмой час.