Структура реальности. Наука параллельных вселенных - Дэвид Дойч

Из-за того, что ни одна машина времени не обеспечивает проникновения в то время, когда её ещё не было, и из-за того способа соединения вселенных, о котором говорит квантовая теория, существуют некоторые ограничения на то, что мы можем ожидать узнать с помощью машин времени. Как только мы построим машину времени, но не раньше, мы можем ожидать, что из неё появятся гости или, по крайней мере, послания из будущего. Что они скажут нам? Они точно не сообщат нам новостей о нашем собственном будущем. Детерминистический кошмар пророчества неизбежной будущей гибели, несмотря на наши попытки избежать её (а может быть, вследствие этих попыток), — это содержание мифов и научной фантастики. Гости из будущего могут знать о нашем будущем не больше нас самих, поскольку они пришли не из него. Но они могут рассказать нам о будущем своей вселенной, прошлое которой было идентично прошлому нашей вселенной. Они могут принести записанные новости и аналитические программы, а также газеты, даты на которых начинаются с завтрашнего дня и идут в будущее. Если их общество приняло какое-то ошибочное решение, которое привело к катастрофе, они могут предостеречь нас от принятия этого решения. Мы можем последовать их совету, а можем и не последовать ему. Если мы последуем ему, возможно, мы избежим катастрофы или — гарантий здесь нет и быть не может — обнаружим, что результат ещё хуже, чем то, что произошло с ними.

В среднем можно полагать, что мы извлечём большую пользу из изучения истории их будущего. Хотя это и не история нашего будущего и хотя знание о возможной приближающейся катастрофе не равноценно знанию того, как её предотвратить, видимо, мы многое могли бы извлечь из такой подробной записи того, что, с нашей точки зрения, могло бы произойти.

Наши гости могут принести подробности великих достижений науки и искусства. Если это произошло в близком будущем другой вселенной, вероятно, что двойники тех людей, которые сделали это, существуют и в нашей вселенной и, возможно, уже работают в направлении этих достижений. Внезапно им преподносят законченные варианты их работы. Будут ли они благодарны?

Здесь заключён ещё один очевидный парадокс путешествия во времени. Поскольку этот парадокс вроде бы не нарушает логику, а лишь создаёт странности, его чаще обсуждают в художественной литературе, нежели в научных аргументах против путешествий во времени (хотя некоторые философы, например, Майкл Дамметт[51], относятся к нему вполне серьёзно). Я называю его парадоксом знания в отношении путешествия во времени. Вот как обычно его представляют. Историк из будущего, который интересуется творчеством Шекспира, использует машину времени, чтобы посетить великого драматурга в то время, когда тот пишет «Гамлета». Они беседуют, и во время этой беседы путешественник во времени показывает Шекспиру текст монолога Гамлета «Быть или не быть», который он взял с собой из будущего. Шекспиру он нравится, и он включает его в пьесу. В другой версии Шекспир умирает, а путешественник во времени присваивает себе его личность, достигая успеха тем, что притворяется, будто пишет пьесы, а на самом деле, тайно переписывает их из полного собрания сочинений Шекспира, которое он привёз с собой из будущего. Ещё в одной версии путешественник во времени озадачен тем, что вообще не может найти Шекспира. Через некую цепочку случайностей он обнаруживает, что сам изображает Шекспира и опять же присваивает себе его пьесы. Ему нравится такая жизнь, и годы спустя он осознаёт, что именно он стал Шекспиром, потому что другого просто не было.

Интересно, что во всех этих историях машина времени должна быть создана некоторой внеземной цивилизацией, которая смогла освоить путешествия во времени уже во времена Шекспира и которая захотела разрешить нашему историку использовать один путь в прошлое из конечного и невозобновимого их числа для путешествия в то время. Или возможно (но даже менее вероятно, как я полагаю), что вблизи какой-то чёрной дыры может существовать природная машина времени, которую можно бы использовать.

Все эти истории относятся к совершенно согласованной цепочке — или, скорее, к кругу — событий. Причина их загадочности и того, почему они заслуживают названия парадокса, заключается в том, что в каждом варианте изложения великая литература появляется без человека, написавшего её: никто не написал её в самом начале, никто не создал её. И это утверждение, хотя и логически состоятельное, глубоко противоречит нашему пониманию того, откуда исходит знание. В соответствии с эпистемологическими принципами, которые я изложил в главе 3, знание не появляется сразу в полной форме. Оно существует только как результат творческих процессов, которые суть постепенные эволюционные процессы, которые всегда берут начало с проблемы, продолжаются новыми предварительными теориями, критикой и исключением ошибок и заканчиваются новой и более предпочтительной проблемной ситуацией. Именно так Шекспир писал свои пьесы. Именно так Эйнштейн открыл свои уравнения поля. Именно так все мы преуспеваем в решении любой проблемы, большой или маленькой, в нашей жизни или при создании чего-то ценного.

Так появляются и новые виды живых существ. Аналогом «проблемы» в данном случае является экологическая ниша. «Теории» — это гены, а новые предварительные теории — это видоизменённые гены. «Критика» и «исключение ошибок» — это естественный отбор. Знание создаётся намеренным действием людей, а биологические адаптации — слепым неразумным механизмом. Слова, которые мы используем для описания этих двух процессов, различны, да и сами эти процессы физически не похожи, но детальные законы эпистемологии, которые управляют обоими процессами, одни и те же. В одном случае эти законы называются теорией роста научного знания Поппера, в другом — теорией эволюции Дарвина.

Парадокс знания можно было бы сформулировать и для ныне живущих видов. Скажем, мы с помощью машины времени переносим каких-нибудь млекопитающих в век динозавров, когда млекопитающих ещё не было, и там выпускаем их на свободу. Динозавры вымирают, и наши млекопитающие сменяют их. Таким образом, новые виды появляются неэволюционным путём. В данном случае даже проще увидеть, почему эта версия неприемлема с философской точки зрения: она подразумевает недарвиновское происхождение видов, а конкретно — креационизм. И хотя здесь не задействован ни один Создатель в традиционном смысле этого слова, тем не менее происхождение видов в этой истории явно сверхъестественно: история не даёт никаких объяснений (и исключает возможность их существования) того, каким образом возникли определённые и сложные адаптации видов к своим нишам.

Таким образом, ситуации, связанные с парадоксом знания, нарушают принципы эпистемологии или, если хотите, эволюции. Они парадоксальны только потому, что включают создание сложного человеческого знания или сложных биологических адаптаций из ничего. Аналогичные истории, связанные с объектами другого рода или информацией на петле времени, не являются парадоксальными. Заметьте камешек на пляже; затем вернитесь во вчерашний день, найдите его где-то в другом месте и переложите туда, где вы собираетесь его найти. Почему вы нашли его именно в этом месте? Потому что вы переложили его туда. Почему вы переложили его туда? Потому что вы нашли его там. Вы стали причиной того, что некоторая информация (положение камешка) появилась на самосогласованной петле времени. И что же? Камешек должен где-то лежать. При условии, что история не содержит получения чего-то из ничего, как в случае со знанием или адаптацией, она не является парадоксом.