Тень всадника - Анатолий Гладилин

- Ты купила или еще только заказала?

- В субботу привезли в разобранном виде. Представляешь, я все сама перетаскала наверх.

- Идиотка! Сумасшедшая девчонка! Таскать на четвертый этаж такие тяжести! Меня ты не могла подождать? Приеду и первым делом тебя выпорю!

- Ин-те-ре-сно. Как и чем?

...Вопросик. Воображаю картину. Меня бросает в жар. Я не видел Дженни уже два месяца. Не видел, не занимался с ней любовью.

На другом конце провода добавляют фразу, которую я не осмелюсь повторить.

- Дженни, имей совесть!

- А что? Не я от тебя уехала. Ты от меня уехал. Ладно, не волнуйся. Лучше похвали меня. В уик-энд я все сама смонтировала по схеме. Приедешь посмотришь. Клево получилось.

Продолжаю свой маршрут по берегу, который здесь называют "диким". Дома здесь держатся кучно, как волки стаей. Потом поля, перелески, маленькая гостиница с ресторанчиком. На столбах вдоль шоссе зажглись фонари, и их свет мешает различать робкие звезды, проклюнувшиеся на блеклом небосводе. Дикость... Минут через сорок попаду в центр Круазика, где на набережной гирлянды огней кафе, ресторанов, магазинов, и это будет называться цивилизацией!

Шальная девка! Ну с чего бы ей вздумалось сменить спальню? Попала вожжа под хвост? Ладно, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

...А над фиордами в угольном небе сияли крупные созвездия, и тропинку под ногами надо было угадывать на ощупь. Дни угасали, не успев проснуться. Я собирал сухие ветки, рубил дрова. Ночь накатывалась вместе с воющим ледяным ветром, ночь разрывали полярные сполохи, а я, уютно устроившись у деревенской печки, подкладывал в огонь поленья. Те несколько лет, что я провел в отшельничестве (ou presque) на севере Норвегии, были не то чтоб счастливыми очень спокойными. Наконец я избавился от государственных забот, от дворцовых интриг. Я не командовал полками, не произносил речи - бывало, неделями не произносил ни слова. Я много думал о тех, кого уж нет, о трибунах революции, об Императоре, о природе власти. Так безмятежно жить мне больше не довелось, вернее - не давали. Ведь, отрекшись от престола, я нарушил чью-то игру, и они пока не знали, что со мной делать.

Время искажает память. Тогда я был совсем другим. Я открывал печную заслонку, запихивал очередную порцию дров и смотрел, как они сгорают, и размышлял над судьбами людей, которых уже нет - сгорели. Я не могу вспомнить свои мысли, но до сих пор мне кажется, что такой силой и ясностью интеллекта я больше никогда не обладал. В следующих своих жизнях я имел более обширную информацию. И только.

Так вот, когда я узнал (случайно) о хозимуществе, зарытом в десяти метрах от печки (откуда танцуем?), помнится, - да, помнится! простые вещи не забывают, забывают сложные теоретические трактаты, - я очень развеселился. Я подумал: 1) случайно ли я узнал? 2) кто подстроил эту случайность? 3) неужели они рассчитывают, что король Карл XIV (долгий период после отъезда из Стокгольма я все еще воображал себя королем), добровольно отказавшийся от короны Швеции и Норвегии, польстится на какие-то жалкие камешки и монеты? Это теперь, прослужив полтора века в Системе, я думаю, что правильно сделал, не проявив любопытства. Изменилась психология, у меня рефлексы разведчика. А тогда я пытался понять, кто это из тех, что сгибались передо мной в три погибели (не я их принуждал, сами гнулись, такова природа царедворцев), имеют наглость надеяться, что я проглочу их наживку и тем самым себя унижу? Пусть сдохнут со своим золотом, а я буду подкладывать дрова в печку, смотреть на огонь и вспоминать людей, перед которыми тоже все гнулись и которых уже нет.

Хорошее то было время! Отшельничество на Севере прерывалось редкими визитами в Тронхейм, где я получал военный пенсион, положенный графу Валленбергу. За несколько месяцев накапливалась кругленькая сумма! Часть этих денег перекочевывала в шкатулку к фрекен Эльзе, в чьей гостинице я останавливался, и у меня не было и не могло быть никаких претензий к милой, исполнительной женщине, ибо опыт научил: не хочешь иметь в будущем осложнений пользуйся платными услугами! И еще я старательно избегал центральных кварталов норвежской столицы. Встреча с Дисой грозила бы нарушить мое безоблачное существование.

Зимой, когда метели заносили по крышу снегом одинокий скит на отвесном фиорде, я перебирался в соседнюю деревушку. Крестьяне с радостью сдавали мне лучшие комнаты, готовили еду. Для местных жителей мои деньги были манной небесной. И каждую зиму я проводил в другой деревушке (сейчас бы сказали: менял адреса). Однако потом я почувствовал по каким-то одному мне понятным признакам, что мое присутствие в стране нежелательно. Маршал Бернадот, теперешний повелитель объединенных королевств, человек глубоко порядочный, никогда бы не совершил против меня враждебного поступка даже из соображений государственной важности. Но он мог так думать (на Севере скрывается его двойник, двусмысленная ситуация!), и так могла думать королева (интересы династии превыше всего!), а при дворе всегда много искусников, профессия которых - угадывать королевские желания, не произнесенные вслух, и действовать соответственно.

Я уехал (отплыл на каботажной английской шхуне) в Амстердам, и там неведомые мне ранее друзья сняли для меня трехэтажный дом на канале Принцев. На этаже - по комнате, в комнате - два окна, винтовая лестница, мебели достаточно, все очень рационально и функционально. Я привыкал к голландской архитектуре, к голландскому быту и к тому, что какие-то силы мягко, неназойливо, но весьма целеустремленно втягивают меня в особую игру. Я втянулся в эту игру, хотя предвидел". что для нее не гожусь. Не бывает короля без королевства, не бывает правителя без власти, остается лишь амбициозная личность, которой трудно манипулировать. И когда это поняли те силы, что планировали игру, меня убрали с авансцены, и я очнулся, пришел в себя (как бы еще поточнее выразиться?) в качестве лейтенанта кавалерии, окончившего балтиморскую военную школу, и предел моих амбиций был - дослужиться до полковника, что всех устраивало.

Но это другая история. А рассказываю ее вот к чему. Дворец в Стокгольме принадлежал королевскому семейству. А далее меня во дворцы не допускали. Я снимал апартаменты (иногда шикарные), жил в гостиницах, на постоялых дворах, в казармах, в палатках, в пещере (Южная Африка), в тюремной камере (Лубянка), в московской коммунальной квартире, но никогда у меня не было своего дома. Студия на Лурмель - первый мой дом, моя собственность.

Внес аванс, получил в банке кредит. Мне посоветовали поторговаться в агентстве. Я сказал: "Пусть хозяева снизят цену или продадут студию вместе с мебелью. Я выкладываю все свои деньги, в пустой квартире мне не на чем будет спать". Агентство запросило хозяев, и те мгновенно согласились. Я избавил их от хлопот по перевозке ненужного им скарба. Таким образом я приобрел меблированную студию в приличном состоянии и подкупил только книжные полки.

Чтоб так, одним махом, поменять спальный гарнитур?

Правда, моя дочь сменила мне кровать. Обычно, уезжая в командировки, я оставлял ей ключи от студии. И она провела на Лурмель несколько ночей с Анькой. Поссорилась с Сережей... Поссорились - помирились, тогда еще войны между ними не было. Возвращаюсь, а Ее Высочество мне говорит: