50 великих книг по психологии - Том Батлер-Боудон

Одним из примеров неврологических избытков является синдром, впервые описанный в 1885 году. Жиль де Туретт был учеником ведущего невролога Шарко (так же как и Фрейд). Именно он описал неврологическое расстройство, характеризующееся изобилием тиков, экстравагантных движений, выкриками ругательств, смешными звуками, странным чувством юмора и тенденцией к эксцентричным поступкам. Синдром затрагивал поведение человека в разной степени и имел разные формы проявления — от слабой до критической. Поскольку синдром казался необъяснимо странным и встречался достаточно редко, в медицинском мире о нем попросту забыли.

Однако заболевание никуда не исчезло. В 70-х годах прошлого века начала свое существование Ассоциация синдрома Туретта, на сегодняшний день насчитывающая тысячи зарегистрированных членов. Проведенные в этой области исследования подтвердили изначальное мнение Жиля де Туретта, что синдром представляет собой расстройство, сосредоточенное в «древнем мозге» (самой примитивной части человеческого мозга), затрагивающем таламус, гипоталамус, лимбическую систему и мозжечковые миндалины — области, отвечающие за инстинкты человека и формирующие его базовую личность. У «туреттов» отмечается наличие большего количества нейромедиаторов в мозге, особенно дофамина (люди, страдающие болезнью Паркинсона, испытывают нехватку дофамина). Для подобных пациентов эффективным будет курс лечения галоперидолом, направленным на устранение излишков дофамина.

Но синдром Туретта связан не только с химическими процессами головного мозга, поскольку в моменты некоторых видов активности — таких как пение, танцы или актерство — у туреттов отмечается исчезновение привычных для них тиков и форм поведения. Сакс отмечает, что в подобных случаях Я человека перебарывает Оно, присущее их состоянию.

Здоровые люди считают, что они владеют своими ощущениями, реакциями и движениями, поэтому для них не составляет труда найти свое собственное Я. «Туретты» подвергаются нескончаемым атакам со стороны неконтролируемых нервных импульсов, поэтому возможность контролировать состояние своего Эго представляется для них сверхъестественной способностью. Сакс пишет, что некоторые люди способны «вобрать в себя» синдром Туретта и объединить его с собственным Эго, используя при этом в своих целях повышенную синдромом способность к мышлению; другие просто полностью подчиняются ему.

Рэй, молодой человек 24 лет, пришел к Саксу с синдромом Туретта в его экстремальном проявлении. Каждые несколько секунд он испытывал конвульсивные тики, пугавшие всех вокруг, за исключением людей, которые его хорошо знали. Обладавший высоким уровнем интеллекта, сообразительностью, чувством юмора и прекрасным характером Рэй смог окончить школу и университет и даже жениться. Он устраивался на работу, но молодого человека отовсюду увольняли из-за его поведения, характеризующегося драчливостью и склонностью к выкрикиванию ругательных слов. Его синдром был «незваным гостем», которого он сумел «вывести в люди» благодаря игре на барабанной установке в джазовом коллективе каждые выходные, иногда с безудержными соловыми импровизациями. Он не испытывал проявлений синдрома только во сне, после занятий сексом или во время занятий, выполнением которых он был страстно увлечен.

Рэй хотел попробовать курс лечения галоперидолом, однако волновался о том, что с ним будет, когда его тики пропадут. В конечном итоге, он жил так, начиная с четырех лет. Когда лекарство начало действовать, Рэю пришлось заново познавать себя как личность. В течение рабочей недели лекарство превращало его в здравомыслящего, свободного от тиков — даже скучного — человека, но, поскольку он очень тосковал по своей старой импульсивной и саркастичной личности (единственной личности, с которой он был знаком), он решил не принимать лекарства по выходным, чтобы оставаться «тикозным остроумцем», как он называл сам себя.

В данном случае, что представляло собой истинное Я Рэя? Сакс не дает нам ответа на этот вопрос, он лишь приводит нам эту историю как пример «твердости духа», доказывающий, что внутри каждого из нас живет некое Я, стремящееся к самоутверждению даже перед лицом экстремального Оно, пытающегося подчинить нас своей власти.

Сакс отмечает, что наше текущее представление о работе мозга отождествляется с работой компьютера. Однако он задается вопросом: могут ли алгоритмы и программы соответствовать богатству нашего восприятия реальности, особенно когда речь идет о драматических, артистических или музыкальных вещах? Как можем мы сводить воедино идеи о памяти, хранящейся где-то в файловых папках компьютера, коим является наш мозг, и воспоминаниях, выраженных Прустом и другими великими писателями в литературных произведениях? Вне всяких сомнений, человек является не просто «думающей машиной», а индивидуумом, ищущим смысл в получаемом опыте, имеющим «картину» реальности, вбирающей в себя живое восприятие вещей, их целостности.

Английский психолог Чарльз Шеррингтон представлял мозг как «волшебный станок», постоянно сплетающий между собой различные вещи в полотно общего смысла. По мнению Сакса, подобная аналогия, безусловно, лучше, чем сравнение мозга с компьютером, поскольку она объясняет личностную природу ощущений человека и его способность со временем находить в них смысл. Его собственная аналогия понимания мозга сводится к «сценариям и партитурам». Наша жизнь схожа со сценарием, раскрывающим человеку свой смысл по мере того, как он продвигается вперед, или, возможно, с музыкальной партитурой, делающей то же самое. Следовательно, призма, через которую мы смотрим на собственную жизнь, должна быть не научной или математической — вероятно, это сможет объяснить работу левого полушария, — а артистической. Что касается правого полушария, столь тесно связанного с созданием того самого ощущения нашего Я, человек должен искать смысл своего существования в «художественном пространстве, где в единую ткань сплетаются сюжеты и мелодии наших действий и чувств».

С одной стороны, человека можно расценивать как продвинутого робота, реагирующего на окружающий мир посредством неврологического компьютера, с другой стороны, как требующего чего-то большего для формирования собственного Я. Сакс отмечает: «Эмпирическая наука… совершенно не учитывает наличие души, не видит, из чего и как возникает внутреннее бытие личности». А ведь именно это его пациенты стремились вернуть или сохранить перед лицом своего заболевания.

Только в случае неврологических отклонений мы понимаем, что воспринимаем как должное все усилия, направленные на поддержание ощущений собственной личности, независимой ни от чего, способной контролировать себя. Человек, по мнению Сакса, является «чудом интеграции», зачастую недооценивающим стремление собственной личности к самоутверждению в условиях действия дезинтегрирующих сил, таких как неврологические расстройства или заболевания.

Если бы мозг был всего лишь компьютером, он никогда бы не смог вырваться из хаоса ради восстановления смысла и независимости. Вместо простого выполнения рациональных операций человеческий разум стремится к созданию целостности, он жаждет найти смысл в случайных ощущениях и событиях.