Зовем вас к надежде - Йоханнес Марио Зиммель

— Потому что не хочу никакого скандала, только поэтому. Это довольно маленький городок. Моя жена и я — мы оба работаем в государственном институте. Вам этого достаточно? — Кларк недовольно заворчал. — Когда она уедет снова, сразу же позвоните мне в лабораторию. Я хочу сам все увидеть. Ведь мы теперь знаем адрес, так что мне не нужно следовать за автомобилем жены. В следующий раз я поеду на улицу Гейтсхэд-драйв.

Ему пришлось ждать тринадцать дней, пока в среду 28 июня, во второй половине дня, в его кабинете пронзительно не зазвонил телефон. В этот день было очень жарко. Линдхаут снял трубку.

— Это Кларк, — сказал голос. — Она только что выехала.

— Спасибо, — ответил Линдхаут. Он сбросил белый халат и в рубашке и брюках помчался к лифту, который доставил его вниз.

В салоне машины воздух кипел. Он включил вентиляцию и почувствовал, как бьется его сердце, когда он выехал из двора клиники на Лаймстоун-стрит. Ему предстоял долгий путь, вверх по Боливар-стрит к Бродвею, затем вниз на улицу Хэродзберг с полосой для скоростного движения, потом в северо-западном направлении по Хэдлей-роуд мимо клуба «Страна большого вяза» на Мэйсон-стрит, которая привела его в пригород Кардинал Вэлли. У кладбища Хиллкрест он пересек Пайк-стрит, еще одну улицу для скоростного движения, потом стал петлять по многочисленным маленьким улочкам среди вилл, двигаясь к пригороду Вилей Хайтс. К счастью, улица Гейтсхэд-драйв была не длинной. Дом 47 был очень ухоженным зданием из красного кирпича с заделанными белым швами. Дом находился совсем рядом с Вилей-парком.

Когда Линдхаут уже ехал по Гейтсхэд-драйв, он искал глазами автомобиль Джорджии в боковых улицах, но так и не обнаружил его. «Она, должно быть, хорошо его спрятала», — подумал он. Припарковав свою машину на Мэнделей-стрит, он пошел пешком. На Гейтсхэд-драйв, где пекло послеобеденное солнце, он вообще не увидел ни одного автомобиля. Пока добрался до Вилей-парка и нашел скамью рядом с гигантским дубом, он взмок от пота. Отсюда он мог хорошо видеть дом, оставаясь невидимым для любого, кто находился на Гейтсхэд-драйв, из-за деревьев и густого кустарника.

Линдхаут ждал два часа и шестнадцать минут. В парке пели птицы, здесь было прохладнее. Тем не менее пот тек по нему ручьями. Два часа и шестнадцать минут он не спускал глаз с дома, который обнаружил Кларк. Наконец покрашенная в белый цвет входная дверь отворилась, и из дома вышла Джорджия. На ней было пестрое легкое платье и белые туфли. Попрощавшись с кем-то в доме, кого Линдхаут не мог видеть, она не спеша спустилась по трем ступенькам в сад, пересекла его, слегка пошатываясь, добралась до Гейтсхэд-драйв, и пошла прямо к парку. Линдхаут сжался в комок. Он заметил, что у нее был изнуренный вид, а под глазами лежали темные круги.

У входа в парк Джорджия повернула налево и пошла вдоль по Дювиль-стрит. Линдхаут, не двигаясь, смотрел ей вслед. «В какой-нибудь боковой улице там внизу стоит ее автомобиль», — подумал он. Из двери красного дома вышел мужчина и стал смотреть вслед Джорджии. Линдхаут узнал этого человека. Он хорошо знал его. Много лет они тесно сотрудничали. Человек, с которым Джорджия только что провела два часа и шестнадцать минут, был шеф клиники профессор Рональд Рамсей.

В этот вечер Кэти приготовила бифштексы. Бифштексы и салат. Очень много салата, глупо подумал Линдхаут, сидя за столом вместе с Джорджией и Труус. Труус что-то рассказывала о каком-то немецком философе, который должен был прочитать серию лекций в университете Лексингтона. На улице было еще светло и уже не так жарко.

Линдхаут время от времени поглядывал на Джорджию, сидевшую напротив него. Она была явно очень подавлена и обессилена. Лицо было почти белое, круги под глазами почернели.

— Сегодня по телевидению будет один старый фильм, — неестественно весело сказала Труус. — Я его никогда не видела, но вы, конечно, знаете его — «Третий мужчина», сценарий Грэма Грина. Действие происходит в Вене сразу после войны, не так ли? Ведь мы все трое были там. Вы посмотрите «Третьего мужчину» вместе со мной?

Никто не ответил.

Она повторила свой вопрос.

— Нет, Труус, — сказала Джорджия, отложив вилку и нож. — Я бы с удовольствием, но я слишком устала. Пожалуй, я сразу пойду спать.

— Тогда ты снова проснешься в четыре утра! Ты же так плохо спишь последнее время! — сказала Труус. — А почему ты не ешь? Ведь так вкусно!

— Очень вкусно, — сказала Джорджия. — Но знаешь, этот мой зубной врач… Хоть он мне сто раз уже говорил, что я уже могу есть, но после пары кусков у меня начинают болеть зубы. Это от скверного лечения. Хотя продолжается оно уже не один месяц.

— Ты сегодня опять была у зубного врача? — спросил Линдхаут.

— Ты же знаешь, Адриан! — Джорджия устало посмотрела на него и сразу же отвела взгляд. — Эти два моста на нижней челюсти… конечно, они нужны… но это все так долго длится…

— У них сейчас совершенно новые методы, у зубных врачей, — сказала Труус с полным ртом. — Кроме того, я думала, что доктор Харт сделает только один мост и что он уже давно все закончил.

— Он еще не закончил — у него много других пациентов. — Казалось, Джорджия говорит из последних сил.

— Харт? — спросил Линдхаут.

— Да. Тот самый, в клинике. Я же вам говорила. Мне это совсем близко — прямо рукой подать.

— Я был сегодня у Харта, — сказал Линдхаут. Ему было больно видеть, как Джорджия вздрогнула.

— Ты? — она растерялась.

— Да, — сказал Линдхаут. — И сегодня он тебя не лечил. Ты записана только на следующий вторник, на четырнадцать часов тридцать минут. Десна должна зажить, сказал он.

— Ты не был у Харта, — сказала Джорджия, дрожа. Труус тоже перестала есть.

— Я ходил к нему, — сказал Линдхаут. Он поклялся себе не терять самообладания, но это была напрасная клятва. — Я был у Харта, потому что ты снова вдруг исчезла.

— Что это значит — «снова вдруг»? — Джорджия говорила все тише.

— Ты знаешь, что это значит. На протяжении месяцев ты куда-то исчезаешь во второй половине дня. Никто не знает, где ты.

Труус встала:

— Думаю, будет лучше, если я пойду в свою комнату.

— Сиди! — Линдхаут повысил голос. Труус взглянула на Джорджию. Та пожала плечами. Поколебавшись, Труус села. — Мы ведь одна семья, да? Маленькая счастливая семья! У нас нет тайн друг от друга. — Он наклонился к Джорджии: — Я сделал гораздо больше! Вот уже несколько недель, как я поручил одному детективу наблюдать за тобой. Каждый раз, когда ты нам говорила, что была у Харта, ты была в другом месте. С сегодняшнего дня я знаю где.

— Это подло с твоей стороны, — сказала Джорджия. Она вдруг состарилась лет на десять. Ее пальцы дрожали.

— Я сделал это потому, что люблю тебя. Потому что я заметил — и не только я, — как сильно ты изменилась за последние месяцы. Я уже стал беспокоиться, не переутомилась ли ты. Ну вот, беспокойство оказалось напрасным. Твоя история с зубами недурна. А в остальном ты здорова. В последние месяцы ты была у другого мужчины, — оставайся сидеть, Труус, ты должна остаться! Мы ведь одна семья, такая счастливая, где один любит и…