Изгнанник - Жюльетта Бенцони

Гийом первый вышел из состояния оцепенения, которое было вызвано этой небольшой сценой, только что разыгравшейся перед его глазами:

– Ради всех святых, скажите мне, пожалуйста, кто этот молодой человек? И чем вы с ним занимаетесь?

– Кто он такой? Вы только что слышали сами. Его зовут Луи-Шарль. Вернее, его так зовут потому, что трудно подыскать ему сейчас более подходящее имя. Что касается того, чем мы с ним занимаемся – и он, и я, – то скажем так: мы просим вас защитить и приютить нас хотя бы на некоторое время…

– Защитить? Вас преследуют?

– Его – нет, и меня – пока нет, но это не так важно. То, что действительно существенно, это – он, его безопасность, его защита. Поймете ли вы, наконец, если я добавлю, что он должен находиться здесь, как у себя дома, и даже более, чем вы сами, и что называть его «монсеньор» – это малость по сравнению со всем остальным, что нужно для него делать? В другие времена, разумеется!

– Что вы говорите?

Внезапное озарение пронзило сознание Гийома, и он почувствовал, что бледнеет:

– Этот ребенок… он не?..

– Да! Он – король!.. Луи XVII, милостью Божией король. Франции и Наварры, еще недавно дофин и герцог Нормандский. Тот самый, которого его презренные охранники называли в тюрьме в Тампле Луи Капет, откуда нам удалось его вырвать две недели тому назад…

Последние слова, наполненные почтительным смирением, бальи прошептал, почти нагнувшись к уху Гийома, и тот ощутил их вес и значение, увидев за ними не только прошедшие века, но и эшафот. Затем вспомнил он две детские фигурки, которые шли, взявшись за руки с обычной для детей непосредственностью, позволявшей им вот так запросто сходиться друг с другом, не затрудняя себя лишними вопросами о причинах их внезапной привязанности друг к другу. То, что вместе с этим мальчиком в дом могла прийти опасность, было уже не важно с того момента, как Элизабет приняла его как друга. А он, Гийом, доверял своей интуиции.

Поскольку он хранил молчание, бальи забеспокоился. Неужели придется прямо с порога возвращаться на дорогу?– Вы молчите? Что я должен думать? Может быть, вы ищете повод отказать нам в своем гостеприимстве?

– Мне кажется, что вы уже у нас в гостях, – пожав плечами, с улыбкой ответил Тремэн. – Кстати, нам следует последовать за ними. Хоть в этих местах ветер и не болтлив, но все же есть места более надежные для того, чтобы обсуждать серьезные дела. К тому же, я думаю, вам есть о чем рассказать. В библиотеке горит огонь в камине, а я прикажу, чтобы нам принесли что-нибудь поесть…

– По крайней мере это не отказ. На последнем этапе мы ехали всю ночь напролет, а ночь эта была длинная.

Проспер Дагэ был готов уже отвезти коляску и отвести лошадь на конюшню. С понимающим видом он потрепал своей широкой ладонью спутанную гриву усталой кобылы:

– У вас прекрасная лошадь, месье бальи, но ей нужен долгий отдых и хороший уход! Можем ли мы рассчитывать, что вы проведете у нас какое-то время?

Вопросительный взгляд бальи обратился к Гийому, который понял его и ответил конюху:

– Конечно, Дагэ! Месье де Сэн-Совер очень устал после таких долгих и тягостных дней. Он нуждается в покое и отдыхе…

– Но особенно мой маленький Луи нуждается в этом! Это мой племянник, Дагэ. Он только что лишился почти всех своих родных. Может быть, я – единственный, кто остался у него, за исключением его родственников в Англии. Я надеюсь отвезти его туда, как только он немного придет в себя…

– Бедный ребенок! Но ему будет хорошо у нас, месье бальи. Вы правильно сделали, что привезли его сюда…

Он взял под уздцы лошадь и повел ее в конюшню, а двое мужчин поднялись по ступенькам крыльца и вошли в вестибюль.

– Вы бы могли сказать ему правду, – произнес Тремэн. – Как, впрочем, и всем остальным в этом доме. Я за них ручаюсь! Огромное несчастье, постигшее его, только больше привяжет их к нему. Не забывайте, что они – коренные нормандцы, как и вы, и я, и перед тем, как стать их королем, этот ребенок все-таки в первую очередь – их герцог!

– Я ни минуты не сомневался в этом. И тем не менее я хотел бы избежать того, чтобы вокруг него было слишком много реверансов и создалась чопорная атмосфера. Я бы хотел, чтобы он был здесь просто как мальчик среди других людей, во всяком случае – пока мы будем находиться в вашем доме. Да к тому же так будет лучше для вас: кто знает, какой поток ветра может подхватить и донести обо всем до злонамеренных ушей и тем самым привести к тому, что вы все потеряете. Поэтому, что бы вы не сказали, он – всего лишь мой племянник Луи из Хай-Ричмонда. Я бы хотел, чтобы он также сменил и имя, но, кажется, он сам к этому не расположен, да и потом, почему бы и нет в конце концов?

Потантен, в свою очередь, также радостно приветствовал приехавших, не стараясь скрывать своих чувств:

– Вы так надолго пропали, месье бальи! Мы начали думать, что вы нас позабыли. Бог его знает почему, на этот дом любит вас принимать!..

– Да и я люблю сюда приезжать, Потантен, очень люблю…

– Месье, ваш племянник как раз сейчас кушает на кухне. Он не захотел ждать, чтобы и вам принесли прибор, как полагается. Он и наша малышка Элизабет уплетают за обе щеки хлеб, мед и молоко…

– В этом возрасте каждые два часа можно умирать от голода. Впрочем, как и в моем! Потантен, нет ли у вас чего-нибудь поесть?

– Мадам Белек как раз все приготовила. Я принесу сейчас в библиотеку…

Потантен повернулся с неожиданной легкостью, что всегда с ним бывало, когда он испытывал задушевную радость. Но прежде чем испариться, он обернулся у самой двери и тихо, даже как-то застенчиво спросил:

– А не знаете ли вы случайно что-нибудь о мадам Агнес? Мы все здесь в курсе того, что она собиралась содействовать вам в благородном деле, которому вы преданы…

Имя молодой женщины прозвучало как выстрел, затем наступило длительное молчание. Охваченный угрызениями совести, Гийом внезапно смутился и почувствовал, что краснеет: он так обрадовался и удивился неожиданному приезду бальи, да еще вместе с королевским сыном, что совершенно забыл о той, которая, как и он, носит то же имя.

– Этот вопрос я должен был задать сам, – признался он извиняющимся тоном. – Но не знаю, почему…

– Я вас умоляю, – прервал его Сэн-Совер, лицо которого за мгновение постарело сразу на несколько лет. – С тех пор как я только приехал к вам, я ожидал этого вопроса, зная, что мне придется на него отвечать… Но нужно, наконец, решиться: мадам Тремэн изъявила желание выполнить до конца ту задачу, которую поставила перед собой. Я сделал все, чтобы уговорить ее вернуться домой, Гийом. Поверьте мне, я не жалел слов, но я был просто шокирован ее несгибаемой волей и непреклонностью…

– Я знаю эти ее качества так же хорошо, как и вы теперь! Так что же с ней случилось?

– Ее арестовали спустя менее часа после нашего отъезда из Тампля. Она искала и ждала Габриэля, который не пришел на указанное место встречи. Ей удалось убедить меня, что он что-то недопонял, и она осталась его ждать у меня на квартире. Передав того, о ком я вам рассказывал, в надежные руки, я тоже вернулся к себе, чтобы и ее увезти домой. Но едва я пришел, как увидел, что ее уводят секционеры, мне самому едва удалось избежать ареста, я спрятался за дверью. Ее увезли в Сент-Пелажи[6]и заключили под стражу. Я больше ничего не мог предпринять: дело, которое мне было доверено, не терпело отлагательств, и я должен был уехать. Впрочем, я надеюсь, что наши друзья, оставшиеся в Париже, смогут ей помочь… Мой Бог! Это ужасно!