Хворый пес - Карл Хайасен

Макгуин поразился. Даже самая ленивая и тупая дойная корова уже давно бы занервничала! Пес отступил, чтобы перевести дыхание и обдумать варианты (которые, по причине некоторой ограниченности лабрадоров, были скромны в своем числе). Пес изобразил бешеную злобу, пустив перламутровую слюну, но с недоумением увидел, что чудище снова спокойно щиплет корм из котомки. Невероятно!

Послышались осторожные шаги и напряженный человеческий шепот. Макгуин понял, что это означает – конец веселью. Сейчас кто-нибудь схватит поводок и удушающе дернет. Время истекало. Осталась последняя попытка. Пес зарычал, прижал уши и представил себя волком. Он опять пустился вкруг оцепенелой зверюги, которая (Макгуин это отметил) перестала жевать и застыла с обслюнявленными ветками в пасти. Но теперь пес сосредоточил внимание на заднице добычи, где маняще болтался похожий на жиденькую бечевку хвостик.

Прыжок, сверкнули клыки – и цоп!

Мгновенно ожившая тварь крутанулась с такой дьявольской мощью, что пса отбросило, и он крепко треснулся о прочный ствол старого дуба. Макгуин вскочил и энергично встряхнулся. Со смесью удивления и восторга он увидел, что чудище удирает, и чертовски быстро!

Движимый древними инстинктами и просто радостью, Макгуин кинулся в вожделенную погоню. Что может быть лучше, чем вволю побегать весенним утром по прохладным зеленым лугам, стараясь цапнуть убегающую от тебя задницу, а далеко позади негодующе вопят тихоходы-людишки.

Каждая собака мечтает о подобном приключении.

Больше всех засуетился Палмер Стоут, когда вдруг на линии огня возник черный лабрадор, похожий на его собаку. Господи Иисусе! Это и была его собака, пропадавшая неизвестно где и явившаяся в самый неудачный момент в самом неудачном месте. Стоута охватило отчаяние, он понимал: собака летит не приветствовать его, а вспугнуть призового носорога Роберта Клэпли, что сорвет охоту и, возможно, погубит (опять двадцать пять!) сделку по «Буревестнику».

Прямо какое-то проклятье!

– Магарыч, фу! – завопил Стоут, чуть не выронив сигару. – Назад!

По перекошенному лицу Клэпли было ясно, что он хочет пристрелить собаку, но Дургес этого не позволил и подал сигнал – всем замереть.

– Стоять на месте! – Аса исполнительно продублировал сигнал группе Стоута.

Дик Артемус прошептал:

– Палмер, это твоя дурацкая собака?

Вилли Васкес-Вашингтон усмехнулся и защелкал камерой. В немом изумлении все наблюдали, как Лабрадор кружит, дразня носорога. Даже Аса Ландо не сдержал улыбки. Пес – это что-то!

Стоут нервно взглянул на Клэпли: тот горячо спорил с Дургесом. Палмер единственный из всех знал о необычной страсти Роберта. Даже не спрашивая, он был уверен, что Клэпли привез с собой кукол, а в кармане его охотничьего жилета, наверное, спрятана миниатюрная щетка для волос с перламутровой ручкой. Только Стоут был в курсе экстравагантных мотивов Клэпли (не имеющих никакого отношения к охоте) и понимал истинные причины его паники. Без носорога нет рога, а без рога нет живых Барби! При таком удручающем уравнении жизнь шаловливого лабрадора ничего не стоила.

Стоут слишком поздно сообразил, что еще вчера вечером следовало отвести Боба в сторонку и объяснить, что «убийца-носорог» никуда не убежит, поскольку «Пустынная Степь» обнесена непреодолимой изгородью из колючей проволоки. Конечно, подобная новость могла несколько принизить великолепие охоты, но зато уменьшила бы сумасшедшую тревогу Клэпли до разумного уровня, и он бы сейчас не пытался выцелить из своей винтовки столь неподходящую мишень, как докучливая собака. Присев на корточки, Стоут смотрел, как Роберт снова и снова пытается вскинуть винтовку, но Дургес пригибает ее ствол.

– Магарыч! Ко мне! – в отчаянии взревел Палмер.

Дик Артемус сунул пальцы в рот и издал свист, прозвучавший, как сип туберкулезного попугая. Лабрадор и ухом не повел. Наблюдая за противоборством через пятисотмиллиметровый объектив, Вилли Васкес-Вашингтон различал потрясающие детали: сине-зеленых мух, роившихся над носорожьим задом, сверкающие нити слюны на собачьей морде…

А когда Лабрадор вдруг прыгнул и вцепился в носорожий хвост, Вилли заорал:

– Вы только гляньте, что делает этот ненормальный сукин сын!

Палмер Стоут увидел, как крутанулся носорог и пролетел по воздуху Магарыч, как Роберт Клэпли стряхнул с себя Дургеса и вскочил на ноги. Потом носорог бросился бежать, а идиотская собака его преследовала, хватая за пятки. Тварь бросилась в одну сторону, затем в другую, и только взобравшись до середины северного склона, покорилась земному притяжению. Решительно всхрапнув, животное развернулось и пустилось с холма к трем группам охотников, которых оно легко могло принять за кустарник или пасущихся антилоп (всем известно, что у носорогов слабое зрение). По чистой случайности носорог проложил курс через двадцатиярдовый прогал между двумя первыми группами. Пес преследовал зверюгу с веселым лаем.

Носорожья туша размером с баркас шла короткой рысью, и потому Стоут с Клэпли неверно оценили скорость ее продвижения. Но у обоих проводников, изумленных возрождением дряхлого толстокожего, страх жестокой смерти перевесил удивление. Дургес, поняв, что охота провалилась и дальше будет еще хуже, мрачно распластался на земле. Аса Ландо, крутанувшись волчком, рванул к дубу. Губернатор Дик Артемус понял намек и, выронив винтовку, плюхнулся задницей на траву. Телохранители бросились к нему, грубо схватили подмышки и поволокли к полосатому грузовику. Вилли Васкес-Вашингтон поспешно отступал, не переставая щелкать камерой.

Палмер Стоут вскинул винтовку и прицелился в атакующего африканского носорога. Клэпли, стоявший ровно в шестидесяти шести футах от Стоута, сделал то же самое. И тот, и другой были слишком возбуждены, чтобы подумать о собственной уязвимости в смертельной геометрии перекрестного огня. У обоих слишком сильно колотилось сердце в сей требующий мужественности момент, чтобы хватило ума уклониться от явной беды.

Стоут уже давно не охотился на зверей, способных более-менее передвигаться, и его всего трясло, когда он навел мушку на седоватую морду несущегося с топотом носорога. Для Клэпли убийство зверя стало бы не только проявлением мужественности, оно воплотило бы фантазию, что пожирала его денно и нощно. Затаив дыхание, он через снайперский прицел (до смешного лишний на столь близком расстоянии) любовался громадным рогом. Клэпли вообразил, как преподнесет этот покрытый шерстью тотем, прямой и устрашающий, положив его на атласную подушку к двум Барби, которые будут потрясающе обнаженными, ароматными и (он страстно надеялся) блондинками. Он представил, как благодарно засветятся их почти завершенные лица. На следующей неделе – подбородки, к Рождеству – совершенство.

Когда громоподобный носорог оказался прямо между ними, Клэпли и Стоут, готовясь начинить тварь свинцом, повели стволами, словно били голубя влет. Только винтовки были нацелены не вверх, а прямо.

– Не стрелять! – крикнул Дургес, просто для порядка.

Вечером, вдрызг напившись в макинтошском баре, ни он, ни Аса Ландо не могли сказать, который из дураков выстрелил первым. Судя по сдвоенному грохоту выстрелов и мгновенным результатам, Роберт Клэпли и Палмер Стоут дернули спусковые крючки одновременно. Оба, естественно, промазали по носорогу и оба грохнулись на землю. Клэпли – от костоломной отдачи «уэзерби», Стоут – от комбинации отдачи с осколками.