Тишина камней - Сергей Савочкин

— Что хотите. Обратно я ее не возьму. За сим откланяюсь. Приятно иметь с вами дело, господа.

Хитрец вышел, спустился с лестницы, поскрипывая половицами, и растворился в тумане. Цефлим, сидя на полу и прижавшись к стене, заметила вспышку, более яркую, чем мутноватые волокна смога.

Она не думала о нем плохо, о том, какая же он тварь и сволочь, она старалась не думать совсем. Ноги Цефлим стали ватными, тело оцепенело. Первая мысль о побеге умерла нерожденной. Потом снова вспыхнула: может и не убегу, но попробовать стоит.

— Анош, — прогрохотал Нахим, — выброси ее в топи, а то я подношение прошлой муту-льяд пропустил. Наверно злится. Нужно ублажить. А тебе, Горох, придется сходить в селение и найти жертву покрупнее, боюсь эта ему на один зубок.

— Почему Горох всегда ходит за жертвой? — обиженно заныл Анош. — У меня бабы не было уж не помню сколько, а он поди там их потчует ненароком.

— А как же твой пособничек? — хохотнул третий, по-видимому, тот самый Горох. — Али забыл как его потчевал, пока тот себе вены не перегрыз?

— Его сраная жопа не в счет!

— Горох поумнее тебя будет, — возразил Нахим и пристукнул кулаком по столу. — Да и воняет не так сильно. Забирай эту!

— Мелкая больно!

— А тебе не все равно?

— Ну ладно…

И Цефлим вскочила на ноги. Но тут же с силой врезалась головой во что-то жесткое и опрокинулась навзничь.

Мир перевернулся и ускользнул.

Анош торопливо подлез, схватил девочку за ногу, подтянул, перехватил за шкирку, с легкостью приподнял и еще раз стукнул головой о торчащую из стены деревянную балку. За мгновение до того, как Цефлим распахнула в ужасе глаза.

Нахим вышел, пожелав хорошо оттянуться. Горох решил остаться, потому что «ни разу не пробовал таких молоденьких девиц» и ему было интересно.

Анош стянул с нее штаны вместе с трусами и бросил бессознательное тельце на стол. Расстегнул ширинку.

Иногда Цефлим приходила в себя, но тут же гасла, успев лишь вяло вздрогнуть. Один раз, согнув руку в локте, оперлась о стол, попыталась приподняться, но тут чудовищная боль внизу живота захлестнула, рука затряслась и ослабла.

— Ну как?

— С бабой лучше.

— Подвинься. Хочу кое-что попробовать.

Горох навалился, прижал Цефлим и, достав короткий нож, два раза вонзил лезвие в промежность девочки, а потом исполнил задуманное.

Хриплый стон вырвался из горла измученной жертвы. Насильник пару раз ткнул ножом под ребра, чтобы очнувшаяся замолкла.

Ее оттащили за забор, к топям и швырнули в болото.

Стихли говорливые лягушата.

Анош боязливо отступив от черной, вязкой воды, прокричал:

— Это за прошлый пропуск! Взамен ничего не надо! Подарок!

И торопливо убежал прочь.

Обнаженное, искалеченное тело Цефлим погружалось в жижу, испускающую теплый пар, а в месте соприкосновения с нежной девичьей кожей — пузыри. За шею обхватили склизкие, шипастые пальцы, а талию обмотала поясом щупальца.

До угасающего сознания доносились обрывки чужих мыслей извне.

— И это мы-то звери?

— Она нас слышит!

— Не может быть… Кто она?

— Тащите ее к хозяину…

На Скорбных топях в это время цвели самые редкие и красивые кувшинки Тэи — желтые мухобойки.

Много льяд прошло с тех пор, как Пепит поселилась под Оранговыми вратами неприступных Дургам. Она устала странствовать. Живописная каменная арка, в которую на закате покрасневший Нари закидывал, словно удочку, свой последний лучик, настолько приворожила брошенную родителями девчонку, что уходить более не захотелось.

Если бы не бестолковые местные мальчишки, вбившие в свои юные и горячие головы цель — изгнать дикарку во что бы то ни стало.

Сначала она терпела их нападки, мирилась с издевками, собиралась уже было уйти, но повстречала Ри. Он защитил ее, вернул украденную брошь, которая напоминала о доме. Она предложила ночлег. Ри единственный, кто не испугался, узнав о ее недуге. Он убедил Пепит, что это не болезнь. До того она чувствовала себя только изгоем, уродкой, но рядом с Ри осознала свою неповторимость. Поэтому с охотой откликнулась на призыв и помогла. Она была рада снова увидеть его.

А с мальчишками решила разобраться раз и навсегда.

Однажды вечером они снова подкрались к ее жилищу. Их было трое. В руках одного — короткий гарпун с обрывком красной веревки.

Осмелели. Ведь поначалу приходили гурьбой, устраивали засады, караулили каждое окно, через которое «тварь» могла ускользнуть. Раньше они боялись. И она намеревалась показать, что страх их, воспитанный слухами и легендами, угас зря.

Пепит ждала, притаившись на самом верху каменной арки Оранговых врат.

Мальчишки, младшему из которых по виду было от силы пару льяд, а старшему чуть больше трех, осторожно приближались к скромному жилищу Пепит. Хижина, неумело сложенная из коряг и веток и давным-давно оставленная лесным отшельником, как потом догадалась новая постоялица, использовалась местными детьми в качестве игрового шалаша для озвучивания жутких сказок из второй эпохи. Теперь это ее иженкум. Так люди называли жилища тварей.

Предусмотрительно запихав в щель между гнилых досок прямо на пороге пучки корня лисьего лопуха, старший оглянулся и протянул остатки травы младшему товарищу со светлой макушкой. И прошептал:

— Под окно тоже положи. Она не должна сбежать.

Они верили, что корень не позволяет отродьям Думрока покинуть иженкум. Так рассказывали легенды и трухлявые от старости охотники на тварей, каждый из которых готов был поклясться, что изничтожил последнего.

Пепит не нравился запах лисьего лопуха. Да и кому он мог понравиться? — кислый и тошнотворный. Она использовала его для отпугивания мух и слепней.

А еще люди верили, что в иженкум нельзя войти без приглашения, поэтому старший, вытерев потную руку о штаны, трижды постучал в дверь.

Пепит достала из сумы раковину, обработанную внутри истолченным в пыль каргом. Такая же лежала на столе в хижине. Порошок дал ей один из горных цнои, спустившийся за водой в лесной родник. Он сказал, что это средство хорошо залечивает раны, и оно действительно работало. Но совершенно случайно Пепит обнаружила другую особенность каржьей пыли. А уж какой из камней был истолчен или то была смесь, — она не знала, цнои не раскрыл секрета. Раковины же Пепит нашла в дороге.

Она приблизила морскую, с длинными шипами, ракушку к лицу и прошептала в нее слова, а четкий, громкий голос одновременно раздался изнутри иженкума:

— Открыто. Входите.