Лучи уходят за горизонт. 2001-2091 - Кирилл Фокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Погибшие на подступах к Бангкоку, бессмертные воины Великой Коалиции, — они умерли не напрасно, их имена не забудут».
Иоанн поставил себе напоминалку: достать поимённый список и вставить посвящение.
«Той Бесконечной весной мы открыли дверь в новый светлый мир, и только от нас сегодня зависит, сделает ли человечество решающий шаг через порог перемен, в прекрасную утопию будущего, где не геополитические интересы, а глубокое, объединяющее чувство морали станет руководить нами. Несправедливых войн больше не будет — мы истребим зло во младенчестве. Как только оно издаст свой мерзкий крик, сулящий несчастия, Великая Коалиция встанет и выжжет его всей своей мощью.
А Бесконечная весна — она всегда с нами, стоит только закрыть глаза. С вами и со мной.
АМИНЬ.
Иоанн Н. Касидроу, 2028–2034».
«И почему аминь? — тут же подумал Иоанн. — Написал бы по-человечески: “КОНЕЦ”…»
Иоанн сохранил файл и вышел из кабинета. Приближалось время обеда, и он вдруг понял, что совсем забыл о звонке премьер-министра. Прошёл по галерее с портретами членов семьи прямиком к лестнице (отдельно подмигнул сэру Роберту Вилларду, барону Фулоу), сбежал по ней вниз, перескакивая через ступеньку, и в холле наткнулся на горничную, чистившую ботинки отца.
— Они в конюшне, — сказала она.
Иоанн поблагодарил её, надел кроссовки и вышел из дома. Становилось жарко, и он расстегнул пару пуговиц на рубашке, пока шёл по дорожке к конюшням. Мелисса почти не бывала в Фарнборо (после смерти матери она забрала детей и укатила куда-то в Бразилию), Грейс давно умерла, а остальных лошадей продали.
Теперь в конюшнях жили отцовские собаки, два здоровенных немецких дога: один белый, в чёрных пятнах, другой — боевого тёмно-коричневого окраса. Ещё у входа Иоанн услышал громкий отцовский смех и увидел, что старик сидит в своей автоматический коляске и добродушно улыбается, глядя, как Лора, ворочаясь в сене, обнимается с догами.
Когда вошёл Иоанн, пятнистый дог встрепенулся и с радостным лаем бросился встречать его, чуть не повалив Иоанна на соломенный настил. Лора и сама встрепенулась, как собачка, приподняв голову с растрёпанными волосами, в которых виднелись соломинки; коричневый дог насторожился и прекратил вылизывать ей лицо.
— Иоанн? — спросил отец.
— Привет, — сказал Иоанн и повернулся к Лоре. У неё был смешной вид. — Лора, у меня к тебе вопрос.
— Эм-м? — Она откинула прядь с лица, вызывав недовольство собаки, и та попыталась легонько стукнуть её лапой.
— Ты согласишься стать женой государственного секретаря Форин-офиса? — спросил Иоанн.
Отец хлопнул в ладоши, а Лора очаровательно улыбнулась. Эта бездушная стерва могла и «нет» сказать, с неё бы сталось.
К чёрному костюму Нам Туен надел жёлтый галстук, золотые запонки и туфли с золотыми пряжками.
Он подошёл к зеркалу и внимательно посмотрел на себя. Кожа на лице разгладилась, а оставшиеся морщины подчёркивали его умудрённость и возраст. Глаза словно посветлели, заметил Нам Туен; возможно, это возрастное или эффект, достигнутый в результате коррекции зрения и пластических операций.
Последние годы камеры не спускали с него глаз, и Нам Туен по настоянию советников подверг свою внешность значительными изменениям. С его лица и тела убрали почти все следы пребывания на островах Блонд: инъекциями укрепили кости, пересадкой суставов исправили хромоту, а корсет, который он почти всегда носил под костюмом, выпрямил осанку и придал ему уверенный и слегка надменный вид.
Каждую неделю Нам Туен один день отдавал лечению: нанотерапия омолаживала и внешность, и внутренние органы. Печень, правда, спасти не удалось — и врачи решили, что проще будет частично заменить её на искусственную. Годом позже, когда сердце стало барахлить, врачи пересадили Нам Туену и сердечные клапаны.
Но, хотя времени на приём лекарств и профилактические процедуры уходило всё больше, Нам Туен чувствовал себя всё лучше и лучше. Как будто часы изменили ход, и вместо того, чтобы стареть, он с каждым днём становился моложе, наполнялся силами.
Он не мог без боли смотреть на себя десятилетней давности: неказистого, зажатого, болезненного, хромого, вечно прищуренного и державшего на лице непроницаемую гримасу, за которой легко угадывалось недоверие, ощущение опасности, страх или невысказанная злоба, приводящая к бесконечным неврозам.
Теперь всё позади.
Нам Туен улыбнулся своему отражению в зеркале — блеснули безупречно белые импланты зубов.
Нам Туен посмотрел на часы. Пора.
Он вышел из кабинета. У двери его ждал Тао Гофэн. Он кивнул ему.
Тао прижал палец к наушному коммуникатору:
— Мы идём.
Первые камеры встретили Нам Туена уже на крыльце резиденции. Он по привычке улыбнулся и помахал рукой, садясь в машину. Тао Гофэн устроился рядом, и кортеж помчался по перекрытым дорогам в центр Пхеньяна.
— Президент Син Да Ун задержится на двадцать минут, — доложил Тао Гофэн, просматривая поступающие на коммуникатор сообщения. — Приедем позже?
— Нет, — ответил Нам Туен. — Я сегодня хозяин, Тао, мне нельзя опаздывать.
Город, казалось, находился на военном положении: вдоль дорог стояли кордоны полиции, спецназовцы и даже тяжёлая техника; в небе, над крышами зданий, курсировали беспилотники, а самолёты на посадку сопровождали истребители ВВС. Но тротуары были полны зевак — корейцы стояли вдоль ограждений, с любопытством взирая на проносящие мимо машины с развевающимися над капотами дипломатическими флажками.
Сквозь раскрытое окно Нам Туен увидел, что к торчащему посреди города айсбергу Рюгёна, окружённому теперь комплексом недостроенных деловых и развлекательных центров, прошелестел воздушный конвой из четырёх вертолётов.
— Американцы, — сказал Тао Гофэн.
— Вертолёты наши?
— Нет, привезли с собой, пижоны, — рассмеялся Тао Гофэн.
— Они ведь с юга?
— Да, летят из Сеула.
— Потом отправятся в Пекин?
— Неизвестно.
— Выясни, пожалуйста, — сказал Нам Туен.
— Ваша жена и дети на месте.
— Позаботься, чтобы вечером они сидели рядом со мной.
— Будет исполнено.
— Спасибо, Тао, — сказал Нам Туен.
— Ещё одно, господин Нам…
— Да?
Они уже подъехали к самому входу в Рюгён, и взоры всех — охраны, журналистов и толпы чиновников — устремились в раскрытое окно машины, где сидел Нам Туен, повернув голову к помощнику.
— Звонил Фань Куань.
Нам Туен медленно кивнул.
— Передавал поздравления.