Танец для двоих - Виктория Клейтон

— Что Берт будет делать во время приема? — спросила я тетю, когда Берт наконец отогнал машину к гаражу. — Бедняга, он совершенно растерялся.

— Боюсь, что он видит уже совсем не так, как прежде, — ответила тетя сдержанно. — Не волнуйся за него, дорогая! Он будет веселиться на кухне с другими водителями.

Я огляделась по сторонам. Эта свадьба была так не похожа на празднества, которые мне приходилось видеть до сих пор. Я не увидела ни одного мужчины, одетого в официальный утренний костюм. Дети и собаки свободно резвились в траве — никто и не думал делать им замечания. Среди гостей не было видно ни одной надутой Очень Важной Персоны. Фактически свадьба Миранды оказалась самой веселой и интересной. Может быть, потому, что хозяева и гости дружно игнорировали ритуалы. Не прозвучало ни одного нудного спича, не было свадебного пирога, молодые не собирались никуда уезжать сразу после тостов на украшенной лентами машине. Вместо этого Миранда сообщила, что они с Рори собираются в свадебное путешествие во Францию только через неделю. Еда на столах была очень вкусной и обильной. Дом утопал в цветах. Гости бродили по саду и непринужденно общались друг с другом. Родственники Рори были шотландцами. Они напились вдрызг через несколько минут после того, как открыли бутылки. Мне не следовало волноваться о Берте. Его пригласили к столу как почетного гостя, и он, кажется, наслаждался общением.

— Привет, Элизабет! — обратилась я к дочери Миранды. Элизабет лежала на траве с банкой пива в руке и была довольно пьяной. — Мне нравится твоя татуировка. — На щеке Элизабет была вытатуирована пчела. Издалека татуировка выглядела, словно отвратительная волосатая бородавка, но с близкого расстояния было заметно мастерство, с которым пчела была выполнена. — Как смело! Тебе не было больно?

— На смум дле, — пробормотала Элизабет невнятно, — я нарисовала пчелу ручкой. Но ты не должна никому говорить. Пусть все думают, что это настоящая татуировка! — Элизабет ни капельки не изменилась. Она была младше меня на четыре года, но я восхищалась ею и признавала ее неоспоримое превосходство. Она была бунтаркой с тех самых пор, когда ей впервые удалось выбросить погремушку из детской колыбели. — Где ты пропадала? Чем ты занималась все эти годы, Виола?

— Должна признаться, что не занималась ничем особенным. Но сейчас у меня есть работа. Я работаю в организации, которая собирает пожертвования. Мы помогаем реставрировать старые памятники. — Элизабет широко зевнула, не потрудившись скрыть зевок рукой, а затем сделала большой глоток пива из банки. — Мне так жаль твоего отца, — промямлила я, смягчив голос. — Я хотела приехать на похороны, но не смогла. Я серьезно заболела.

Элизабет посмотрела на меня.

— Я рада, что сегодня хоть кто-то вспомнил об отце. Я ненавижу это чувство: мы словно отодвинули память о нем как ненужную.

— Бьюсь об заклад: сегодня многие вспоминали о нем. Наверное, сейчас не самое подходящее время говорить об этом вслух. Но я абсолютно уверена, что никто не забыл его. Я, например, очень хорошо его помню. Он был привлекательным и очень-очень… властным. Возможно, это самое подходящее слово, чтобы охарактеризовать его.

— Спасибо, — сказала Элизабет. — Мне так хотелось услышать о нем хоть несколько слов. Конечно, я знаю: он вел себя с мамой, как настоящая скотина. Но, тем не менее, — Элизабет вздохнула, — он был моим отцом. Родителей не выбирают.

— Если бы я могла выбирать маму, то выбрала бы такую, как Миранда.

— Правда? А какая у тебя мама? — спросила Элизабет с интересом.

— Я плохо ее помню. Мы виделись не более шести раз, когда я была ребенком.

Я рассказала о Констанции. Элизабет, кажется, ошеломил разительный контраст между моим детством и ее. Затем мы обсудили Фабию. Элизабет не стеснялась в выражениях. Я не могла удержаться от смеха, слушая, как «тепло» она описывает свою бабушку.

— Думаю, что несправедливо винить в собственных проблемах родителей, — сказала Элизабет в завершение.

— Безусловно, это просто бессмыслица, — согласилась я. Вечером, когда мы собрались уезжать, я подошла к Миранде и крепко, не жалея сил, обняла ее.

— Я никогда еще не присутствовала на такой веселой свадьбе! — воскликнула я. — На твоей щеке чернильное пятно.

— Это Элизабет запачкала меня. Она подошла ко мне несколько минут назад, прижалась щекой, поцеловала и сказала, что я самая лучшая мама на свете. Ты знаешь, для меня это был самый трогательный момент за весь день.

Всю дорогу обратно в Лондон тетя Пусси и я провели, бессовестно сплетничая. Мы пришли к единому мнению: свадьба была веселее, чем обычно, Элизабет стала настоящей красавицей, а Генри очень похож характером на Джеймса и просто душка. Я согласилась с мнением тетушки, что Беатрис святая, раз терпит Роджера, а викарий типичный зануда. Я восхищалась Морисом и его картинами, но тетя вдруг замолчала и не произнесла ни слова. Мне ее скрытность показалась странной: я видела, как сразу после обеда они с Морисом долго беседовали о чем-то в саду. Зато у нас не возникло разногласий по поводу Рори. Мы пришли к выводу, что он интеллигентный, милый и захватывающе сексуальный, что только он способен сделать Миранду счастливой.

Местность, которую мы проезжали, была удивительно красива. Со всех сторон на нас смотрели аккуратные коттеджи под черепичными крышами. Высокие ограды обвивал шиповник. Я попросила Берта остановиться, чтобы я могла собрать букет для Дэниела, — я знала, что Дэниел любит шиповник. Выйдя из машины, я почувствовала сладкий аромат. Птицы громко пели над головой, небо было замечательного голубого цвета. В который раз за сегодняшний день я подумала о замужестве.

— Ты знакома с Джереми Инскипом? — спросила я у тети самым будничным тоном, когда забралась обратно в машину.

— Старший мальчик Милисенты? Он, кажется, был проблемным ребенком. Впрочем, как и все Инскипы мужского пола. Погоди! Я что-то припоминаю… Зачем?! — Тете наконец удалось сфокусировать мысли. — Дорогая, не думаешь ли ты… О нет! Дорогая моя, пожалуйста, забудь об этом! Умоляю тебя! Ни один из Инскипов никогда не сделает женщину счастливой. Дурная кровь!

— Не волнуйся! Я прекрасно понимаю, что у нас ничего не выйдет. Но Джереми совершенно не похож на отца. Он совсем как его мать. Он мне очень нравится, но я понимаю, что ни капли не влюблена в него.

— Дай мне вспомнить, из какой семьи Милисента.

— Ее брата зовут Френсис Эштон.

Тетя вскрикнула.

— Час от часу не легче! Френсис Эштон! Самый последний негодяй в Лондоне. Я вспоминаю твою маму — Боже сохрани! Дорогая моя, я считаю, что самым разумным для тебя будет не ездить больше в Инскип-парк.

— Не понимаю, почему все считают, что я не могу позаботиться о себе самостоятельно? — пожаловалась я Дэниелу вечером.

Дэниел учил меня готовить bourride[67]. Когда я вернулась домой, мне хотелось только добраться поскорей до постели. Я съела и выпила так много, что с трудом шевелилась. Но Дэниел не признавал подобных отговорок, он принял в штыки мое желание отдохнуть. Я почистила чеснок и раздавила несколько зубков. Чеснок добавляют в суп в самом конце варки. Дэниел заметил, что я готова воспринимать окружающих исходя из их собственных оценок. Я только что рассказала Дэниелу о свадьбе, о том, как я наслаждалась общением с гостями Миранды.