Полководцы Московского царства - Дмитрий Володихин

Мощь городских оборонительных сооружений вызывала почтительное отношение даже у противника: «Со всех сторон имеются очень крепкие башни, сделанные из… камня. Так как башни прежней постройки недостаточно были равны между собою и вследствие того не прикрывали себя взаимно от пушечных выстрелов, направленных от одной к другой, то, поставив с углов тех новые стены и покрыв их весьма толстым дерном и разместив по ним окна (бойницы), он (московский царь) устроил так, что они находились на равном друг от друга расстоянии. У тех же башен, которые оказались частью слишком тесными, частью слишком непрочными для того, чтобы могли выдержать выстрелы от тяжелых орудий, с внутренней стороны на удобных местах расставил другие башни… деревянные, сделанные с великим тщанием из самых крепких бревен, и снабдил их достаточным количеством больших пушек… Так как московский царь… полагал, что нисколько не должно сомневаться в том, что король по взятии Лук направится ко Пскову, то снабдил его весьма хорошо всем нужным для выдержания осады и приказал все свезти туда в огромном количестве»[306]. Пороха, снарядов, продовольствия в городе хватало. Он был обеспечен всеми необходимыми для «осадного сидения» припасами.

Расположение псковских укреплений фактически диктовало осаждающим планы их штурма. Захват Запсковья ничего не решал: даже в случае успеха королевская армия оказалась бы перед водной преградой (Пековой) и высокими стенами Крома. Атака через реку Великую, пока ее не сковал лед, была бы, несомненно, безумным предприятием. Форсировать полноводную Великую под огнем русских пушек и пищалей — значит обрекать армию на истребление. Таким образом, оставался Большой город. Точнее, южный — юго-восточный участок его стен, не защищенный от вражеского приступа реками. Но здесь и укрепления были наиболее мощными. Ключом ко всей позиции оказалась Покровская башня. Именно она представляла собой наиболее уязвимое место Большого города. По ней королевские артиллеристы могли вести огонь с трех сторон: с юга (фронтальный обстрел), от позиций в районе Мирож-ского монастыря (фланговый обстрел) и, хуже всего, еще из-за реки Великой, в тыл. Соответственно главные силы защитников города концентрировались именно здесь.

7 сентября началась бомбардировка города. Мощная осадная артиллерия Стефана Батория снесла Покровскую башню, разбила 24 сажени стены рядом и еще на 69 — в других местах, сильно повредила Угловую и Свинусскую[307] башни. Такие проломы как будто зазывали неприятеля совершить дерзкую атаку. Именно это и произошло: король отдал приказ начать общий штурм на следующий день.

В наиболее опасном месте — на участке от Покровских до Свинусских ворот — Иван Петрович поставил опытного воеводу князя Андрея Ивановича Хворостинина, брата великого полководца Дмитрия Хворостинина.

Автор «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков» рассказывает: «В пятом часу дня… литовские воеводы и ротмистры, и все градоемцы, и гайдуки проворно, радостно и уверенно пошло к граду Пскову на приступ…» В Пскове ударил сигнальный колокол у церкви Василия Великого. «Государевы… воеводы со всеми воинами и стрельцами… изготовились и повелели из многих орудий по вражеским полкам стрелять. Стреляя беспрестанно из орудий, они многие полки побили; бесчисленно литовских воинов побив, они устлали ими поля. Те же упорно, дерзко и уверенно шли к городу, чудовищными силами своими, как волнами морскими, устрашая… Все бесчисленное войско, закричав, устремилось скоро и спешно к проломам в городской стене, щитами же и оружием своим, и ручницами, и бесчисленными копьями, как кровлею, закрываясь. Государевы же бояре и воеводы со всем великим войском, Бога на помощь призвав, бросили христианский клич, призывно вскричали и так же стойко сражались с врагом на стене. А литовская бесчисленная сила, как поток водный, лилась на стены городские; христианское же войско, как звезды небесные, крепко стояло, не давая врагу зайти на стену. И был гром великий… и крик несказанный от множества обоих войск, и пушечных взрывов, и стрельбы из ручниц… Пролом, пробитый литовскими снарядами, был велик и удобен для прохода, даже на конях можно было въезжать на городскую стену… Поэтому многие литовские воины вскочили на стену града Пскова, а многие литовские ротмистры и гайдуки со своими знаменами заняли Покровскую и Свинусскую башни и из-за щитов своих и из бойниц в город по христианскому войску беспрестанно стреляли. Все эти проверенные лютые литовские градоемцы, первыми вскочившие на стену, были крепко в железо и броню закованы и хорошо вооружены…» Приближенные подходили к Стефану Баторию и поздравляли его с победой. Однако до победы было далеко: защитники Пскова продолжали оказывать сопротивление на стенах. «Государевы… бояре и воеводы и все ратные люди, и псковичи с ними тоже крепко и мужественно бились: одни под стеною с копьями стояли, стрельцы стреляли по врагам из пищалей, дети же боярские из луков стреляли, другие же бросали в них камни, остальные, кто как мог, помогал спасению града Пскова. И из орудий непрестанно по врагу стреляли и никак не давали сойти в город. Литовское же воинство упорно и настойчиво со стен, и из башен, и из бойниц беспрестанно стреляло по русскому воинству… И можно было видеть, как христианские воины, словно пшеничные колосья, вырванные из земли, погибали за христианскую веру. Другие же изнемогали от многочисленных ран, нанесенных литовским оружием, и ослабевали от усталости — день тогда был очень солнечный и знойный; но все крепились…» Штурмующим отрядам из королевского лагеря пришла подмога — еще две тысячи свежих бойцов. Настал решающий момент боя. Русских немногое отделяло от поражения. Однако защитников Пскова выручило искусство артиллеристов. Они установили на насыпи, недалеко от пролома, мощное орудие «Барс» и ударили по Свинусской башне, занятой неприятелем. Меткая стрельба выбила из строя множество нападающих. Их напор ослабел.

Наконец, русские заложили под Свинусскую башню пороховой заряд. На ее развалинах как раз укрепилась свежая группа, недавно прибывшая из расположения королевских войск. В ее состав входили высокородные вельможи, решившие поднести королю победу на блюдечке. Чудовищный взрыв потряс руины башни. По словам очевидца, польские шляхтичи «смешались с псковской каменной стеной Свинусской башни и из своих тел под Псковом другую башню сложили…».

Штурмовые отряды, понеся громадные потери, все еще не были остановлены королем от дальнейших попыток. Бой продолжался. Псковское духовенство, желая ободрить воинов, противостоящих натиску «градоемцев», принесло из соборной церкви Святой Троицы чудотворную икону Богородицы Печерского монастыря, иные образы и чудотворные мощи. Монахи, несущие иконы и мощи, встали у самого проломного места, призывая усталый гарнизон биться насмерть.

Рейнгольд Гейденштейн, находившийся во вражеском стане, приводит в своих «Записках о московской войне» любопытные подробности осады. Рассказывая о решающем моменте первого штурма, он пишет: «…в то время как наши были задержаны при взятии стен, Иван Шуйский разъезжал тут и там на раненом коне; он своими угрозами, просьбами, наконец, даже слезами, и с другой стороны епископ, выставляя мощи и иконы, успели остановить бегство и ужас своих. Враги сперва стали стрелять в наших из пушек и бросать камни, в то время как наши в свою очередь метали в них копья… с той и с другой стороны очень многие были ранены…»[308] Вот важный эпизод, характеризующий Шуйского с наилучшей стороны. Воевода не побоялся встать под вражеские пули, оказавшись на передовой. Он личным примером, личной отвагой укрепляет волю подчиненных к победе.