Власов против Сталина. Трагедия русской освободительной армии 1944-1945 год - Иоахим Гофман

В памятной записке о «религиозном попечении власовских войск» [746] митрополит Сергий, в частности, утверждал, что точно так же, как Русской освободительной армией не может командовать генерал-эмигрант, так и во главе духовенства этой армии не может быть поставлен епископ-эмигрант без того, чтобы та не потеряла свою притягательную силу по эту и ту сторону фронта. Сергий, предложивший создать церковный центр для оккупированных территорий, потребовал назначить также и протопресвитера из священников Патриаршей церкви с мотивировкой, что только так можно противостоять советскому слуху, будто немцы хотят руководить русской православной церковью из Берлина, чтобы «сломить этот столп русского национального сознания». Лишь при принципиальном признании законной иерархии Московской Патриархии, которой по каноническому праву в любом случае принадлежит авторитет лишь в делах веры, но не в политических вопросах, действительно возможно «преодоление большевистской пропаганды в церковной сфере». Поскольку Патриаршья церковь, по мнению митрополита Сергия, находилась в состоянии неволи, он считал, что политические высказывания митрополитов Московского или Ленинградского в любом случае навязываются или фальсифицируются большевиками, а потому не имеют силы для верующих. Тем самым борьба за «освобождение своей церкви» от большевизма становилась для православных «священным долгом». То, что, наряду с Зарубежной церковью и параллельно с ней открыто выступали в пользу Власова и Русской освободительной армии и видные духовные лица Патриаршьей церкви по эту сторону фронта – помимо Сергия, например, и экзарх Белоруссии митрополит Пантелеимон [747], доставляло советскому руководству значительные затруднения. Возможно, это служит объяснением тому, почему митрополит Сергий 23 апреля 1944 г., во время поездки из Вильно в Ригу, при странных обстоятельствах пал жертвой покушения партизан. В послевоенные годы советская сторона распространялась, что экзарх использовал «свой пост для просоветской, в сущности, пропаганды» и был поэтому устранен по заданию немцев [748]. Советская агитация пыталась совершенно несправедливо связать с этим злодеянием полковника Позднякова, в то время – уполномоченного генерала Власова и РОА при группе армий «Север». Но документы доказывают, что именно митрополит Сергий был нескрываемым противником большевизма и активным сторонником сотрудничества Патриаршьей церкви с власовским движением [749]. Весной 1943 г. в Пскове он доверительно общался с генералом Власовым. И поэтому, конечно, не случайно, что его секретарь, профессор Гримм, в прошлом капитан лейб-гвардии Павловского полка, преподававший государственное право в Дерптском университете, позднее играл ведущую роль в юридическом отделе Комитета освобождения народов России, а его сын был пропагандистом в РОА.

С мая 1943 г. постепенно стала заметной целенаправленная пропаганда против Власова и на оккупированных немцами территориях. С соблюдением определенных мер предосторожности распространялись листовки, адресованные населению в целом, а на фоне провозглашенного немецкой стороной в июне 1943 г. «введения крестьянской собственности на землю» – также специально крестьянству. К этой категории могут быть отнесены [750]:

1) «Открытое письмо рабочих и крестьян Псковского и Островского районов генералу-изменнику Власову» под названием «Отвечай, изменник Власов!».

2) Листовка «Власов – агент немецких фашистов».

3) Листовка «Как Власов продал крестьян немцам? (sic)».

4) Листовка «Русский не будет братоубийцей!».

5) Листовка «Смерть фашистскому наймиту Власову!».

6) Листовка «Убей изменника Власова!» (в немецком переводе).

7) Обращенная к «населению временно оккупированных районов Ленинградской области» листовка Политического управления Северо-Западного фронта «Кто такой Власов?».

Как уже ранее рассмотренная серия газетных статей, эти листовки по своему содержанию тоже были нацелены на то, чтобы, так сказать, сорвать с Власова покров его русской национальности и изолировать от русского народа как прокаженного. Путем его разжалования до роли безвольного орудия немецких угнетателей хотели противостоять уже ясно ощутимому явлению, что он стал на оккупированных территориях центром кристаллизации надежд населения, глубоко разочарованного немецкой оккупационной политикой. В методах не приходилось быть особенно разборчивыми. Так, и теперь сознательно избегали полемики с социально-политическими программными пунктами Смоленской декларации, которые неясно и с полемическими искажениями затрагиваются лишь в одном месте. Советская пропаганда вновь пользовалась прежде всего средством личного поношения, причем в такой форме, что всякий дальнейший вопрос сам по себе становился немыслимым. Власов характеризовался как иуда, прожженный негодяй, фашистский лизоблюд, огородное пугало в генеральской форме, фашистский попугай, убийца, преступник, мошенник, подлец, плут, оборванец, головорез, изверг, ублюдок, дрянь. Одновременно его «обесчеловечивали, сравнивая с животными». Ругательства типа сукин сын, паршивая собачонка, пресмыкающееся, насекомое были выражением бессильной злобы к опасному политическому противнику и должны были намекать на необходимость его истребления. В «Открытом письме рабочих и крестьян Псковского и Островского районов» это выглядит следующим образом: «Но ты, собака, сдохнешь еще раньше. Покажись еще только раз во Пскове – и мы уж сумеем убрать тебя, пресмыкающееся». Власов вновь изображается так, будто он направлял все свои силы на то, чтобы «помочь при закабалении русского народа» немцам, в особенности – обмануть крестьян и «превратить их в рабов немецких крупных землевладельцев и капиталистов». В то же время при объяснении того, как случилось, что среди «славных советских генералов» оказался такой «негодяй», пропагандисты допустили достойную упоминания изобразительную ошибку. Главное политуправление Красной Армии выдавало Власова за «троцкистского заговорщика», еще задолго до своего перехода завербованного немцами в качестве «шпиона». А теперь вдруг не раз упоминается, что он «долго» находился в «концентрационном лагере», что «потребовалась почти двухлетняя кровавая работа в гестаповских застенках, чтобы найти маленькую горстку изменников: Власова, Малышкина и компанию». Естественно, понадобились если не подкуп, то насилие, чтобы привести советских генералов в лагерь противника. Возможность, чтобы в политико-исторических условиях германско-советской войны накопившееся сопротивление большевизму пришло в движение само, в советском учении предусмотрена не была.

С июня 1943 г., как доказано, последовали и непосредственные обращения к «солдатам и офицерам» «Русской освободительной армии», «Добровольческой армии» или «Власовской армии» [751]. Как тотчас отметила немецкая контрпропаганда, Сталин, таким образом, был вынужден «разбрасывать над немецкими окопами листовки на русском языке» и тем самым признать существование РОА. Но именно агитация, направленная на разложение восточных частей, не осталась в ходе последующих месяцев без отклика. Из публикаций этой третьей пропагандистской серии имеются [752]:

1) Листовка штаба партизанского движения «Кого обманывает генерал-изменник Власов».

2) Обращенная «к солдатам так называемой «Русской освободительной армии» и к полицейским» листовка «Навлинского районного комитета ВКП(б)».