Кракен - Чайна Мьевилль

— Кристина! — обратился мужчина в сером к Джейсону. — Это ты?

Джейсон понял, кто эти мужчина и мальчик, вжался спиной в стену и начал вопить.

— Я знаю! — сказал Госс, вступая в камеру вслед за полицейским.

Сабби прикрыл за ними дверь со старательно-детской точностью. Джейсон кричал и сучил ногами на койке.

Полицейский прикрывал глаза, всхлипывал и шептал:

— Мне так жаль ш-ш-ш я сейчас не удержался я не хотел пожалуйста не надо пожалуйста.

— Я знаю! — снова сказал Госс, потом захихикал. — Прекратить! — велел он, выдыхая дым. — Это секрет, ты все испортишь, прекрати!

Он подтолкнул констебля к Джейсону, шепнув ему какое-то слово, и тот, даже не открывая глаз, нащупал орущий рот узника, зажал его ладонью и прошептал: «Ш-ш-ш, ш-ш-ш, перестань, перестань, так надо, так надо». Джейсон задыхался, пытаясь кричать из-под его руки. Полицейский и заключенный вцепились друг в друга.

Кто-нибудь придет, думал Джейсон, кто-нибудь придет, есть же камеры — но что, если Госс обошел их? Как бы иначе он сюда явился? Джейсон снова попытался закричать.

— Вы двое просто ужасны, — сказал Госс. — Ты обещал, что мы увидимся на автовокзале, а потом пришел Майк, и я не знал, куда смотреть! — Он уселся на скамью и бочком придвинулся к Джейсону. — Эй, — стеснительно шепнул он и похлопал полицейского по плечу; тот всхлипнул. — Сабби хочет тебе кое-что показать. Он нашел жука. Пойди и взгляни, просто прелесть.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — повторял полицейский, из-под закрытых век которого текли слезы.

Он убрал руку со рта Джейсона, который не мог издать ни звука. Сабби взял полицейского за руку. Тот проковылял, приноравливаясь к детскому шаху, в угол и застыл там, отвернувшись от Госса и Джейсона, лицом к сходящимся бетонным стенам.

— Я все там облазил, — сказал Госс. — Я ведь был на отдыхе. Чудесно загорел. Искал то да се. Не видел официанта? Мальчика в кукольном домике? У меня для него подарок. — Он поднес палец к губам Джейсона. — Итак, Кларабелла говорит, что обожает тебя. — Он сильнее ткнул пальцем в лицо Джейсону, прижав его к стене. — Я ей: что? А она продолжает: «Да, можешь себе представить?» — Он придавил губу Джейсона к его зубам; Сабби раскачивал руку полицейского, так, словно они прогуливались. — Сегодня вечером она будет в парке. Ты подойдешь попозже? — Госс разорвал ногтем кожу, и кровь хлынула Джейсону в рот. — Где Билли? Где Дейн?

— О боже, о боже, я не знаю, клянусь, господи… — проговорил Джейсон.

Госс не убирал палец, кровь Джейсона разбрызгивалась мимо него и попадала на Госса, который не утирался. Госс давил и давил; Джейсон взвыл, когда его губа расплющилась о верхние зубы. Полицейский стоял там, где Сабби держал его за руку, и послушно глядел в сторону. Всхлипнув, он, казалось, сильнее стиснул руку мальчика, словно искал утешения.

— Помнишь, как она была с нами на географии, а он вечно тибрил фломастеры для проектора? — спросил Госс. — Я знаю, тогда она тебе нравилась. Знаю, ты кое-что делал для Дейна, вот почему ты здесь, а он где? — Он надавил, и Джейсон взвыл, а потом завизжал, когда с хрустом ломающегося карандаша Госс выдавил один резец из лунки, и тот стал болтаться у Джейсона во рту.

— Я не знаю, я не знаю, — говорил Джейсон. — Билли звонил мне, господи, пожалуйста, я не знаю…

— Я и не знал, что она осталась в нашем классе. Смотри на меня. Смотри на меня. Ты в порядке, Саббстер? Хорошо присматриваешь за моим маленьким братцем? — Госс улыбнулся и заглянул Джейсону в глаза, продолжая держать свой залитый кровью палец на его губах. — Кларабелла сказала, что может привести Петру, и мы вчетвером тогда поедем в город. Твой друг забрал кое-что, а я хочу это вернуть. Где он? Иначе мне придется отменить сегодняшнюю встречу.

— О боже, я не знаю, я не знаю, слушайте, слушайте, он дал мне номер, вот и все, есть номер, я могу его сказать…

— Номер помер шумер грампус орка Белинда. Где сами парни? Думаю, я увижу то, что ты хочешь сказать, у тебя во рту, что, забраться туда? Забраться туда? Забраться? Говори, или я туда залезу. Где он? Я это вытащу. Где он? Я выдавлю это из тебя, ты, резиновая утка!

— Я клянусь, я клянусь…

— Я своего добьюсь! Буду давить тебя, пока не заскрипишь! — Госс надавил сильнее.

У Джейсона заскрипели корни зубов, и он опять закричал. Полицейский в углу судорожно вздыхал и не оглядывался. Госс положил другую руку Джейсону на живот.

— Я надавлю, если ты не скажешь, потому что я хочу это вернуть. Поторопись, я сказал Кларабелле и Петре, что мы будем там через час, так что говори, говори…

Джейсону нечего было сказать, и Госс продолжал давить. Констебль держал глаза закрытыми, стискивал руку Сабби и старался не слушать беспрестанных вопросов Госса, но не мог оградиться от звуков, производимых Джейсоном: крики сменились коротким и резким клаксонным ревом, ужасным, как вопль агонии, затем влажным сиренным воем, затем какой-то звериной отрыжкой — и наконец наступила тишина. Спустя долгое время раздалось «п-фф» — пыхтение усилия, — капанье жидкости и звук проталкивания некоего предмета сквозь что-то влажное. Бряк-бряк. Погремушка.

— Что это? — сказал Госс. Бряк-бряк. — Ты в самом деле не знаешь? — Бряк. — Ладно, если ты уверен. — Скребущий звук.

— Он не знает. — Теперь Госс говорил у самого уха полицейского. — Он мне сказал. Вы тоже можете заставить его признаться. Да, заставьте его побренчать зубами. Благодарю, что показали мне, где он, вы чудесно поработали, я так признателен. Помню времена, когда блюли честь мундира, да возлюбит вас Бог, люди тогда проявляли уважение, — (Тюремный страж не открывал глаз и не дышал.) — Тогда отдавай сюда Сабби, ты! Живо!

Сабби убрал свою руку. Констебль услышал, как открылась и закрылась дверь. Он оставался неподвижен более трех минут.

Он приоткрыл глаза, на мгновение. Никто его не ударил, и тогда он открыл их снова. Повернулся. В камере никто не стоял. Госс и Сабби исчезли. Констебль вскрикнул, увидев кровь на полу и Джейсона у своих ног, похожего на тушу животного. В груди у него виднелось отверстие, шея сильно распухла, разорванная изнутри, а язык был продырявлен так, что прошел бы большой палец. Надеть язык на палец и заставить Джейсона говорить: бряк-бряк.

Последние остатки магического навыка Джейсона улетучились, узнавание прекратилось. Полицейский перешел от воплей над кем-то знакомым к воплям над тем, с кем, как выяснилось, он никогда не работал. Но этот человек оставался таким же мертвым, как показалось сперва.

В воздухе произошла перемена: кто-то, чье сердце окаменело, входил в тень Лондонского камня, держа в уме этот камень. В Лондоне всегда чувствовалось, что город близок к концу, что скоро светопреставление — но теперь сильнее, чем когда-либо. Нет, в самом деле, город что-то бормотал. Честно. Саира чуяла чье-то вторжение, и совсем не потому, что Фитч схватил ее за руку и взволнованно об этом шептал.