Триумф. Поездка в степь - Юрий Маркович Щеглов

чтобы что-нибудь сейчас в ней снова понять и почувствовать, невольно обратился к беседе, дополняя ею все-таки однообразный, хотя и не унылый, ландшафт.

— Урожай в этом году хорош, — сказал я, вроде бы ни к кому не обращаясь. — Но потерь многовато.

Водитель поерзал плечами, будто у него зачесалось между лопатками, и прибавил скорость. Ни в чем не разбираясь, обуреваемый вполне объяснимым, но жалким даже для юноши стремлением казаться человеком опытным и осведомленным, я в сущности едва мог развивать тему, затронутую в разговоре со Старковым.

— Откуда вы знаете процент наших потерь? — спросил водитель обернувшись, и в его голосе прозвучали раздраженные металлические нотки.

Я несколько испугался его вспыхнувшего раздражения, его напора и намека на то, что я узнал какие-то данные недозволенным, незаконным образом.

— Нет, процента я никакого не знаю. Я видел рассыпанное зерно на шоссе. Семенной фонд возвращали Кролевцу в «Зори социализма».

Водитель опять обернулся, остро стрельнул в меня глазами и сказал:

— Что-то личности мне ваши неизвестны?

— А вы что, всех изучили здесь? — улыбнулась Елена.

— Ну, во-первых, всех красивых девушек я знаю, а вас вот пропустил. Во-вторых, многих вообще знаю — с кем на дороге не столкнешься.

Комплимент его не выходил за рамки приличий и не вызывал у меня отрицательных эмоций.

— Я приезжий, геолог.

Вру, вру, когда заврусь? Я не геолог, я геодезист. Кроме того, Верка с большим основанием может претендовать на мою должность рабочего и «журналиста» в нашей комплексной партии.

— Вы из тех, кто в Степановке и на побережье глину ищет?

— Точно.

— Хватает там запасов?

— Более чем.

Опять вру, вру, когда заврусь? О запасах я не имею ни малейшего представления, хотя мог бы иметь, если бы проявил любопытство, меньше ухаживал бы за Еленой и не тратил время на бесцельное разглядывание степи.

— Что ж так медленно ищете? — спросил водитель с усмешкой.

— Это мы-то медленно ищем?

Я искренне возмутился. С утра до вечера на ветру, и все им медленно. Баранку крутить легче.

— А вам-то откуда известно, что медленно?

Я его решил прижать тем же, чем и он меня. Но он не испугался.

— А вам откуда известно, что у нас потерь много?

— Я вам говорил, что зерно на шоссе просыпано. Едешь, едешь — и все зерно.

Сам-то он не заметил. Очевидно, ехал ночью или другой дорогой, или зерно уже перемешалось с пылью и его размололи шины.

— Это ничего не означает. Просыпаться у каждого может. Ищете вы глину медленно. Партия должна была прибыть в конце мая, а не в августе.

Он опять с иронией посмотрел на меня, поджав губы, почти вобрав их, и я внезапно кожей ощутил, что моя уверенность в собственной непогрешимости и непогрешимости нашего треста сильно колеблется.

— Критиковать легко, — сказал я. — Бурить и делать съемку трудно.

— Правильная мысль, — согласился водитель и нашел мои глаза в зеркальце.

— Начальство местное тоже ушами прохлопало.

— Что вы имеете в виду?

— Где не надо ЛЭП тянут.

Критиковать начальство любят все. В этом удовольствии при определенных обстоятельствах редко кто себе отказывает. Но водитель «Победы» был из другого десятка и не подстраивался под нас.

— Нет, начальство здесь ничего не прохлопало. Начальство работает хорошо. И вообще начальство, как правило, работает хорошо — на то оно и начальство. Проектный институт прохлопал. Они раньше ЛЭП тянуть собирались по другой трассе. Километров пять южнее.

— Вот так — Иван кивает на Петра, а Петр на Ивана.

Я снова обрел позицию и вместе с ней нахальство.

— Да нет. Начальству все и так ясно — кто виноват и почему. Не ясно только, как выбираться из этой истории.

— Выберемся.

Я не очень отошел от истинного положения вещей. Действительно, мы выбирались. Ведь меня Воловенко послал к Карнауху насчет ЛЭПа.

— Я надеюсь, — сказал водитель, и я снова поймал в зеркальце его внимательный, тронутый иронией взгляд.

Невзирая на то, что Елену ЛЭП задевал кровно, она молчала. Интуиция и накопленный опыт общения со мной, вероятно, ее предостерегали, что там, где в производственный процесс и производственные отношения вмешивается моя персона, — до беды рукой подать. Озлится еще водитель и высадит нас из комфортабельной машины, принадлежащей, судя по занавесочкам с бомбошками, не маленькому человеку.

— Где, кстати, вы видели просыпанное зерно? — опять спросил он.

— Недалеко от дома дорожного мастера. Зачем вам?

— Надо, если интересуюсь.

— Да, там. Только не можем сообщить, кто просыпал.

— Найдем.

— Что ж, вы из-за килограмма зерна побежите жаловаться?

Я испугался, что причиню кому-нибудь неприятность, чего я не желал делать ни в коем случае.

— Побегу, побегу. Вы знаете, из чего складывается прибыль колхоза?

— Догадываюсь.

Опять соврал, ни о чем я не догадывался. О прибыли, как об экономической категории, не имею представления, а из чего складывается прибыль колхоза — тем паче. Я и основы-то, на чем зиждется колхоз, знаю только по «Поднятой целине» Шолохова.

— Чем больше потери, тем дороже центнер с гектара. Прибавьте сюда еще перерасход горюче-смазочных материалов, электроэнергии и другие виды прямых затрат. Знаете, сколько тысяч наберется по одному колхозу, а по району?

Да, здесь разговор был серьезным. Не злобная критика Старкова, а хозяйственный подход. Мне водитель вдруг понравился. Верно, возле умного человека трется. Мысли его для тех лет были оригинальными, не шаблонными, не лозунговыми. В газетах их не прочтешь. В газетах так просто и понятно не писали.

— Биться надо за малое, тогда и продукция станет дешевле, и затраты сократятся. Каждый в своей бригаде приблизительно знает, во сколько обходится простой или лишний день жатвы, а знает ли каждый, во что все вместе обходится да по всей стране? Считать надо каждый килограмм, каждую бочку горючего. Вон Кролевец и Цюрюпкин — оба хорошие хозяева, оба считают, но у Кролевца центнер подешевле. Почему, спрашивается? Я вот вожу разных начальников, слушаю разные предложения. Кролевец два года на грузовике с бочкой ездил. Сливал остатки горючего, и сознание таки поднял. Кто его надоумил? В книге, говорит, прочитал. У Кролевца и расход запчастей меньше. Правда, у Цюрюпкина вообще более сложный колхоз, более сложная обстановка, — подвел краткий итог своим рассуждениям водитель.

Когда я вступал с ним в дискуссию, меня изнутри подталкивал какой-то бесенок, но я и не предполагал, что ничем не примечательный с виду парень спокойно отобьет мои нападки и объяснит мне свою точку зрения с убедительностью и терпением знатока. У меня исчезло и больше не возникало желание толковать с ним; я затаился, незаметно — в порядке возмещения убытков — прикоснувшись пальцами к локтю