Белки в Центральном парке по понедельникам грустят - Катрин Панколь

Такие на улицах не валяются.

«Этому интеллигентному лоху должна понравиться моя идея про деталь. Объяснить ему, что женщины находят свою красоту в безупречном внешнем облике, подчеркивая его одной незначительной деталью, деталью, которая становится визитной карточкой, выделяет из толпы. Я должна рассказать лоху красивую историю, привести неоспоримые доводы, которые примирят снобизм культуры с идеей красоты. Он размякнет и радостно раскроет свой кошелек».

Когда она так думала, уверенность возвращалась. Гортензия расправляла плечи, поднимала подбородок, щурила глаза и воображала себя клонящейся под градом выгодных предложений о работе. Но когда она перебирала, чье имя вписать в историю в качестве интеллигентного лоха с кругленьким счетом в банке, ее охватывала паника. Где его взять? По каким лондонским улицам он сейчас болтается? Поискать его в телефонном справочнике?

У Гортензии не было друзей. Она не верила в дружбу. Она никогда не вкладывалась в это чувство… Существует ли сайт, где можно нанять друзей на месяц, чтобы успеть оформить две витрины? Чтобы горбатились как каторжные, а потом слить их с милой улыбкой на устах. Спасибо, молодцы, война окончена, все свободны. Друзья должны оказывать услуги бесплатно. Ах, как остро сейчас ей нужны друзья!

Она снова подумала о соседях. Сэм уехал, но Том, Питер, Руперт… Нет, плохая идея. А этот новенький? Жан Прыщавый? Он будет польщен, что она просит его об услуге. Он такой урод! На парковке он без проблем мог бы ставить машину на места, предназначенные для инвалидов.

С момента, как он переехал в их квартиру, он успел отрастить тоненькие белесые усики под вечно забитым носом. Что-то ее смущало в этом парне. Ей казалось, она его где-то встречала. Какое-то воспоминание из прошлого — причем неприятное. Дежавю. Они почти не общались. Он отказывался разговаривать с ней по-французски под предлогом, что хочет совершенствоваться в английском. Акцент его припахивал сардинами из марсельского старого порта.

— Ты сам откуда?

— Из Авиньона.

— Надо же, а я решила, что ты земляк графа Монте-Кристо…

— Вот и не угадала!

Фраза вырвалась у него по-французски и рассыпалась веером раскатистых солнечных звуков, в лондонской квартире сразу запахло морем, буйабесом и рататуем[40]. Лоб его победно заалел, прыщи радостно замигали, как цифры на световом табло в шоу «Как стать миллионером». Что-то опять показалось ей смутно знакомым — то ли акцент, то ли прыщи… А может, и то и другое…

Но он уж точно не оплатит расходы на витрины. У него ни гроша. Чтобы оплатить учебу, он вынужден подрабатывать: помогать на вечеринках, драить полы в «Старбаксе», мыть посуду в «Макдоналдсе», выгуливать собак в богатых домах. Это король подработок, с которых он возвращался вечером красный, запыхавшийся и нервный.

Иногда, когда она поворачивалась к нему спиной, ей казалось, он на нее смотрит. Она резко оборачивалась: глядит в другую сторону. «Может, просто рядом с ним мне не по себе… Судьба несправедлива. Почему одни рождаются красивыми, очаровательными, беззаботными, а другие — унылыми уродами? Я при рождении вытащила выигрышный билет. Крибле-крабле-бумс, у вас тонкая талия, длинные ноги, сияющая кожа, тяжелые волосы с золотистым отблеском, белоснежные зубы и взгляд, убивающий парней наповал. Абракадабра, у вас сальные волосы, лицо в рытвинах, красный нос и зубы враскоряку». Она благодарила провидение и иногда, в порыве сентиментальности, родителей. Особенно отца. Когда она была маленькой, она запиралась в его стенном шкафу и вдыхала запах его костюмов, присматривалась к длине рукавов и ширине лацканов, к форме нагрудного кармана. Как так могло случиться, что он влюбился в такую незаметную серую мышь, как ее мать? Этот вопрос погружал ее в пучину раздумий, откуда она вскорости выныривала. Нельзя было терять на это время.

Потом она думала о Гэри, о шарме Гэри, об элегантности Гэри и становилась задумчива. Ох, Гэри, Гэри… Что он сейчас делает, интересно? И где он? Он ее ненавидит. Не хочет больше встречаться. А вдруг он ее забыл? Пусть лучше ненавидит, лишь бы не забыл, вот это действительно неприятно. Она вновь начинала думать о деле. Нельзя позволять, чтобы из-за парня у нее сбился настрой и упала работоспособность. Нет уж, спасибо. Она подумает о Гэри позже, когда урегулирует вопрос с богатым лохом.

Она вернулась к своим цифрам и озадаченно почесала голову.

Николас. Нужно начать с него. Ей необходима его помощь. Его советы. В конце концов, не за красивые глаза его назначили арт-директором престижного магазина «Либерти» с фасадом эпохи Тюдоров, выходящим на Оксфорд-стрит.

Она позвонила ему, назначила свидание в баре «Клеридж». Заказала два бокала розового шампанского. Он выглядел удивленным. Она сказала: «Это же я тебя приглашаю, мне нужно у тебя кое-что спросить». Рассказала ему про свои трудности. Намекнула на возможность заема. Он тут же ее остановил:

— У меня нет ни пенни, чтобы вложить в твое предприятие.

Грубо, но определенно.

Гортензия, загнанная в угол, несколько минут поразмыслила, потом вновь перешла в наступление:

— Ты должен мне помочь, ты мой друг…

— Только тогда, когда тебе это нужно… Давай вспомним все истории, когда ты обращалась со мной, как…

— Сейчас же прекрати! У меня слишком много проблем, чтобы сводить старые счеты! Ты нужен мне, Николас, мне нужен ты и твоя помощь.

— А что мне за это будет? — спросил он, поднося к губам бокал с шампанским.

Гортензия посмотрела на него раскрыв рот.

— Ничего. Денег у меня нет, я едва выживаю на содержание, которое мне выделяет мама, и…

— Ну подумай…

— О нет! — простонала она. — Ты ведь не будешь требовать, чтобы я с тобой переспала!

— Именно так. Из педагогических соображений.

— И как ты сам это назовешь, а?

— В последний раз, когда мы вместе ужинали, ты между делом обронила, что я слабак. Я хочу знать почему. Покажи, как мне стать лучше. Ты задела меня, Гортензия…

— Это не входило в мои намерения…

— Ты действительно думаешь, что я не слишком хорош в постели?

— Ну да…

— Спасибо. Большое спасибо… Тогда я заключаю с тобой сделку: ты проводишь со мной несколько ночей, обучаешь меня искусству сделать женщину счастливой, а я открываю тебе двери моих ателье, позволяю тебе заимствовать на время платья и пальто, шарфы и ботинки, я подаю тебе новые идеи и помогаю тебе. Короче, мы вновь составляем пару, и если достигну прогресса, я смогу вновь завоевать тебя.

— Но этому нельзя научить! — растерянно сказала Гортензия, горестно вздохнув. — С этим умением рождаются, с этим любопытством тела к другому телу, с этой страстью…

— И ты считаешь, я этого лишен…