Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Его лицо сияло.

– Но вы не были изгнаны, – подумав, сказала она. – Вам еще не приходилось бывать в Шотландии. Вы родились в Англии; вы английский подданный и даже первый принц крови.

– Но Шотландия – дом моих предков!

– И что это значит на самом деле? Она не пробуждает у вас никаких воспоминаний, не бередит ваши чувства. Такие вещи нужно ощущать на месте; их нельзя передать на расстоянии, словно некий таинственный эфир.

– Ах, вы не понимаете, – грустно произнес он. – Я знаю лишь, что чувствую себя шотландцем, что какая-то часть меня всегда радостно отзывается на слово «Шотландия». Меня волнует, когда я узнаю, что стихотворение было написано шотландцем, или какой-то шотландец совершил подвиг за границей, или даже что какой-нибудь обычный человек имеет частицу шотландской крови. Он сразу становится другим для меня… более возвышенным. Нет, я не могу этого объяснить.

– Понимаю. – Она действительно понимала. – Я чувствовала то же самое, когда вернулась в Шотландию. Увы, я обнаружила, что, хотя французы считали меня шотландкой, шотландцы считали меня француженкой. Я испытывала чувства, о которых вы говорите, хотя никто не мог приписать их мне. Даже сейчас меня считают иностранкой, пользуясь религией в качестве предлога. Какая глупость! Шотландия тысячу лет была католической страной, но не прошло и пяти лет, как она обратилась в протестантство. Кто же тогда лучший шотландец, более традиционный или истинный шотландец?

– Да! – воскликнул он. – Да, в Англии то же самое. Религия наших предков внезапно была названа предательской. Однако Эдуард Исповедник и Генрих V насаждали и отстаивали ее. Почему же тогда их до сих пор славят как героев?

– Потому что теперь принято держать в голове два вероучения, которые противоречат друг другу. Это вошло в моду.

Оба рассмеялись.

– Наш общий прадед – Генрих VII. Каким простым был его мир! – продолжала она. – Существовала лишь одна вера, и нужно было думать только о Европе. Не было никаких протестантов, Нового Света, России или турок. Ему оставалось лишь уладить распри между домами Йорков и Ланкастеров. У нас есть протестанты и проповедники, язычники и ереси, простолюдины и их представители, Джон Нокс…

– У нас?

– Да, – спокойно ответила она. – У нас.

Генри, лорд Дарнли, получил теплый прием в замке, превращенном королевой в тихую гавань для отдыха. Здесь царил дух непринужденности, где парадную обувь можно было сменить на комнатные туфли, а жесткие корсажи, украшенные драгоценностями, – на мягкие халаты. Мария часто искала такие убежища, останавливаясь в домах торговцев, отпуская своих слуг и даже отказываясь от королевских атрибутов как человек, который сбрасывает одежду, чтобы принять теплую ванну в целебном минеральном источнике.

Ее Марии находились в приподнятом настроении; они высоко ценили то время, когда их госпожа отступала от строгостей официального протокола. Тогда они делали вид, что превратились – и даже на короткое время превращались – в обычных горничных. Девятнадцатилетний Дарнли легко вписался в их общество, так как он сам бежал от будущих обязанностей и находился в игривом и благодушном состоянии.

В Валентинов день они устроили маленький праздник со старомодными записками, пением и танцами. Большой зал замка Вимс (хотя на самом деле он был довольно маленьким) заранее подготовили к этому событию: расчистили пол для танцев и натянули красные ленты между стенными канделябрами. За музыкантами послали в Дармефермлайн, так как в замке не было тех, кто умел бы играть на цитре и скрипке, и составили музыкальную программу.

Старинная легенда гласила, что птицы в этот день выбирают себе пару, как и большинство людей. Уже были выставлены две корзинки с именами всех мужчин в одной и всех женщин – в другой. Им предстояло вытаскивать записки и составлять пары. Случай и природа должны обеспечить правильный выбор.

Но человеческие потребности вмешались в этот процесс. Мария чудесным образом выбрала Дарнли, а Мэри Ливингстон – Джона Сэмпилла. Мэри Битон и Мэри Флеминг, чьи ухажеры были слишком заняты государственными делами для визита, пришлось довольствоваться одним из музыкантов и смотрителем замка.

Дарнли медленно развернул записку с именем, которую он достал из корзинки. Там было написано «Мария Стюарт», а не «королева».

– Смею ли я? – спросил он.

– Должна ли я остаться без пары в такой день? – рассмеялась Мария. – Это было бы оскорбительно. – Она повернулась к нему: – Добро пожаловать, Валентин.

Она вгляделась в его красивое, мужественное лицо. Он был похож на рыцаря из сна – такой высокий, умный, откровенный, с золотистыми кудрями…

Он показал себя превосходным танцором. Потом он взял свою лютню и, ко всеобщему изумлению, оказался настоящим мастером. Даже Риччио, сидевший в углу и наблюдавший за празднеством, одобрительно кивал. Когда все закончилось, Дарнли уселся перед камином и стал петь. Его голос, шелковистый тенор, уверенно и страстно выводил каждую ноту.

Нет сладостнее урожая по весне, Чем урожай из спелых поцелуев! Целуй же, о владычица весны, Наполни закрома своим лобзаньем, Твои чертоги дивно зелены И призывают к радостным дерзаньям!

Мария, полулежавшая на кушетке у его ног, попалась в расставленную им золотую сеть. Все в этой сети было молодым, прекрасным и понимающим, сродни возвращению домой из чужих земель.

После праздника, когда молодые люди разошлись по своим апартаментам, Дарнли подошел к Марии, у которой слипались глаза от выпитого вина с пряностями и жарко натопленного камина.

– У меня есть подарок для вас, – сказал он. – Давайте посмотрим.

За стенной шпалерой имелась выпуклость. Дарнли наклонился и достал что-то оттуда. Это была искусно сплетенная из лозы клетка для птиц, раскрашенная красивыми золотыми узорами.

– Пара певчих птиц, – объяснил он. – Зяблики, пойманные еще до наступления холодов. Самец и самка.

Когда она озадаченно взглянула на него, он продолжил:

– В Валентинов день птицы выбирают себе пару, не так ли? Этот подарок показался мне уместным для вас, моя Валентина.

Он опустился на колени и преподнес ей клетку. Она посмотрела на птиц.

– Они будут петь?

– Поет только самец, – ответил Дарнли. – Как и я, когда я с вами. – Он взял ее за руку.

– Вы необыкновенно хорошо поете, – сказала она, высвободив руку.

– Вы будете моей Валентиной? – спросил он.

– Это уже случилось, – сказала она. – Мы достали записки с нашими именами.

– Я имею в виду… не только сегодня вечером.

Он казался воплощением девичьей мечты и появился как раз в тот момент, когда ее томление стало почти невыносимым.

– Я… я не знаю, – ответила она.

– О, скажите, что я могу надеяться! – воскликнул Дарнли, снова взяв ее руку и покрывая ее поцелуями. Его голова, склоненная над ее рукой, отливала золотом.