Сговор диктаторов или мирная передышка? - Арсен Мартиросян

Что же касается остальных, фигурирующих в анализируемом блоке мифов, то они были запущены в оборот в конце ушедшего века, когда стали известны детали визита Молотова в Германию в ноябре 1940 г. Главным образом, когда открылись ранее секретные архивы, в том числе и архив Молотова. На эту тему было немало публикаций. Подавляющее их большинство отличается едва скрываемым зоологическим антисталинизмом, упертым нежеланием что-либо понимать адекватно историческим реалиям, полным отсутствием принципа презумпции невиновности при характеристике действий Сталина и Молотова — напротив, практически все априори исходят из того, что это были якобы преступные действия, проистекавшие из диктаторских намерений агрессивно настроенного Сталина. Даже в тех случаях, когда публикации по этому вопросу носят относительно сдержанный характер, тем не менее желание обвинить Сталина и Молотова в неких больших ошибках, показать ущербность их действий для СССР или, наконец, просто определенная предвзятость негативного порядка все равно выпирают из любой их строчки. Увы, даже в наше время эти мифы продолжают не только жить, но и инициироваться в новых ипостасях, в том числе и с новой, но не менее предвзятой аргументацией. Если говорить откровенно, то это не является и не может быть серьезным подходом к изучению острейшей темы нашей Истории. Напротив, это прямое собственноручное оскорбление представителями России не только собственной Истории, но и, по аналогии, современных действий России в сфере внешней политики. Ну, и куда это годится?! Чему хорошему это может способствовать? Естественно, что в этой связи резко актуализируется простой по форме, но крайне сложный по содержанию ответа вопрос: ну а что же было в действительности тогда, в 1940 г.?! Если исходить из документов и адекватно оцениваемых конкретных исторических реалий — вот что.

Прежде чем обвинять кого-либо из высшего руководства государства — вне зависимости от того, сталинское ли это руководство или даже современное, — любой оценивающий его политику именно же строго адекватно историческим (текущим) реалиям обязан сделать следующее. Собрать, сконцентрировать, проанализировать и синтезировать в выводах ту информацию, которой располагало высшее руководство накануне тех или иных своих действий. Иное не просто ошибочно, но, в сущности-то, преступно, потому как вводит в заблуждение всех и вся, в первую очередь самого исследователя. И тут уж не придется обсуждать вопрос — преднамеренное ли это введение в заблуждение, либо добросовестное заблуждение самого предлагающего тот или иной вариант оценки. Потому что просто априори все упрутся в очевидный факт — введение в заблуждение. Так вот, чтобы категорически этого не допустить, но обеспечить современным читателям, интересующимся актуальными вопросами Истории России, возможность знать хотя бы минимум Подлинной Истории по данному конкретному вопросу и тем более адекватно историческим реалиям оценить ее, начнем с документов, главным образом с документов разведки[272].

Прежде всего, не Сталину пришло в голову развить свой якобы тайный сговор с Гитлером. Не Сталин, исходя из своих агрессивных устремлений, решил присоединиться к нацистской политике раздела мира на сферы влияния. И не Сталин был инициатором визита Молотова в Германию якобы ради обсуждения раздела мира на сферы влияния. Подлинными инициаторами этой провокации были Гитлер и Риббентроп. Началось все с того, что 13 октября 1940 г. министр иностранных дел Третьего рейха И. фон Риббентроп направил Сталину письмо следующего содержания:

«Письмо министра иностранных дел Германии И. фон Риббентропа к И. В. Сталину.

Берлин, 13 октября 1940 г.

Глубокоуважаемый господин Сталин!

Более года тому назад Вашею волею и волею фюрера были пересмотрены взаимоотношения между Германией и Советским Союзом и поставлены на совершенно новую основу. Я думаю, что решимость достичь соглашения между нашими двумя странам, возникшая благодаря сознанию, что жизненные пространства наших народов соприкасаются без необходимости сталкиваться, и поведшая затем к разграничению обоюдных сфер интересов и к заключению германо-советских договоров о ненападении и дружбе, оказалась полезной для обеих сторон.

Я убежден в том, что последовательное продолжение такой добрососедской политики и дальнейшее углубление политического и экономического сотрудничества также и в будущем будут иметь все более благотворные последствия для обоих великих народов. Германия, во всяком случае, к этому готова и полна решимости. Мне кажется, что при такой целеустановке непосредственный контакт между ответственными лицами обеих стран имеет особое значение. Я даже думаю, что такого рода личный контакт, выходящий за рамки обычных дипломатических отношений, при авторитарных режимах, как наши, является время от времени неизбежным. Поэтому я хотел бы сегодня ретроспективно вкратце остановиться на том, что произошло со времени моего последнего приезда в Москву и, учитывая историческое значение этих происшествий, дать Вам в связи с обменом мнений, состоявшимся между нами в прошлом году, обзор политики, которую проводила Германия в течение этого отрезка времени. То обстоятельство, что Англия, верная издавна преследуемой ею политике, построила всю свою военную стратегию в надежде на расширение войны, было осознано нами еще по окончании польской кампании и подтверждено известиями, накоплявшимися в течение зимы. Предпринятые в течение 1939 года попытки привлечь Советский Союз в военную коалицию против Германии уже ранее указывали в этом направлении. Они были расстроены заключением германо-советского соглашения. Впоследствии позиция Англии и Франции по отношении к советско-финскому конфликту лежала в той же плоскости.

Весной 1940 года эти тайные намерения обнаружились явно. Это было началом активной фазы английской политики, направленной к распространению войны на другие народы Европы. Первым объектом после окончания советско-финской войны была избрана Норвегия. Занятием Нарвика и других опорных пунктов в Норвегии преследовалась цель отрезать Германию от подвоза руды и, помимо этого, создать в Скандинавии новый фронт для оттягивания сил. Только своевременно принятым германским руководством мерам и быстрым ударам наших войск, выгнавших англичан и французов из Норвегии, следует приписать, что вся Скандинавия не превратилась в театр военных действий.

Несколько недель спустя эта англо-французская игра должна была повториться в Голландии и Бельгии. И здесь Германии, благодаря решающим победам ее армий удалось в последний час предотвратить удар, который англо-французские армии намеревались произвести против Рурской области и о котором мы незадолго до этого получили сведения. Даже во Франции, называемой "шпагой Англии на континенте", большинству французов теперь стало ясно, что их страна, в конечном счете, должна была истечь кровью только в качестве жертвы этой традиционной английской человеколюбивой политики. Что же касается современных властителей Англии, объявивших Германии войну и этим ввергнувших британский народ в несчастье, то они, в конце концов, сами оказались бессильными скрыть свою традиционную британскую политику и вытекающее из нее неуважение своих собственных союзников. Когда судьба обратилась против них самих, отпали все их лицемерные уверения. С чисто английским цинизмом они вероломно изменили своим друзьям. Более того, чтобы спасти самих себя, они срамили своих бывших союзников, а затем даже открыто выступили против них с оружием в руках. Названия, как Андалскес, Дюнкирхен[273], Оран, Дакар, являются — мне кажется — достаточными, чтобы разъяснить миру ценность английской дружбы. Но и мы, немцы, при этом обогатились опытом, а именно, что англичане не только бессовестные политики, но и плохие солдаты. Наши войска громили англичан везде, где последние вступали с ними в бой. Германский солдат всюду показал свое превосходство.