Жизнь Шарлотты Бронте - Элизабет Гаскелл

Теккерей – титан мысли. Его присутствие и энергия производят самое глубокое интеллектуальное впечатление (как человека я его так и не узнала). Все остальные играют второстепенные роли. Впрочем, к некоторым я питаю уважение и надеюсь, что была со всеми вежлива. Я, разумеется, не знаю, что они думают обо мне, но полагаю, многие ожидали от меня более выразительного и эксцентричного поведения. Похоже, им хотелось иметь возможность больше восхищаться мною и больше меня ругать. Я чувствовала себя достаточно свободно со всеми, кроме Теккерея, – с ним я цепенела от страха.

Она вернулась в свой тихий дом, к своим беззвучным повседневным обязанностям. Отец был достаточно бодр и получал живое удовольствие от ее рассказов об увиденном и услышанном. В одну из поездок Шарлотты в Лондон он пожелал, чтобы она посетила, если будет такая возможность, Арсенал принца Альберта. Я не знаю, удалось ли ей это сделать, однако пару раз она ходила в большие национальные арсеналы, чтобы потом описать стальные доспехи и блистающие мечи своему отцу, чье воображение поражало само существование таких вещей. Впоследствии, когда его силы значительно уменьшились и старческая немощь взяла свое, Шарлотта снова стала прибегать к этому средству и заговаривала о множестве странных видов вооружения, которые ей довелось видеть в Лондоне, чтобы пробудить в нем интерес к этой знакомой теме: тогда возвращались его острый ум и воинственный нрав.

Ее жизнь в Хауорте была столь однообразной, что приход почтальона составлял главное событие дня. Шарлотта боялась даже думать о новых письмах, из-за этого искушения терялся интерес ко всем другим мыслям и повседневным занятиям. Поэтому Шарлотта сознательно отказывала себе в удовольствии: ответы на письма затмевали все прочее в жизни, а если она сама долго не получала ответа, то разочарование лишало ее необходимой для домашних дел энергии.

В тот год зима на севере была суровой и холодной. Однако погода повлияла на самочувствие мисс Бронте в меньшей степени, чем обычно, – возможно, благодаря полученной в Лондоне медицинской помощи, а может быть, и благодаря любимой подруге, которая приезжала погостить и заставила мисс Бронте относиться к своему здоровью внимательней. Обычно Шарлотта пренебрегала им, желая скрыть от отца беспокойство по этому поводу. Но она никак не могла подавить тяжелое чувство, с которым встретила годовщину смерти Эмили: все воспоминания, связанные с этой датой, были болезненными, а никаких внешних событий, способных отвлечь Шарлотту от них, не происходило. Как и во многих других случаях, утешение приносили книги, присылаемые с Корнхилл, постоянно упоминаемые ею в письмах.

Иногда я спрашиваю себя: и что бы я делала без них? Я прибегаю к ним как к близким друзьям, они помогают скоротать время и развлекают меня; без них часы тянулись бы нестерпимо долго и я не могла бы избавиться от чувства одиночества. Даже когда мои глаза устают и не позволяют мне дальше читать, как приятно видеть их на полке или на столе! Я все еще очень богата, поскольку мой запас книг далеко не исчерпан. В последнее время и другие мои друзья стали присылать мне книги. Внимательное чтение «Восточной жизни» Гарриет Мартино доставило мне истинное наслаждение; я нашла пищу для глубоких раздумий в труде Ньюмана о душе261. Читала ли ты эту книгу? Она полна смелых мыслей – может быть, ошибочных, но чистых и возвышенных. Мне не понравилась книга Фруда «Немезида веры»262 – она какая-то нездоровая, хотя и в ней тоже есть проблески истины.

К тому времени во всех окрестных графствах – «Эйрдейле, Уорфдейле, Калдердейле и Рибблсдейле» – уже было известно местожительство Каррера Белла. Шарлотта сравнивала себя со страусом, который прячет голову в песок, и писала, что роль песка для нее играет вереск с хауортских пустошей, однако «скрываться таким образом – значит обманывать саму себя». Так оно и было в действительности. Широко и далеко по всему Уэст-Райдингу распространились слухи о том, что Каррер Белл не кто иной, как дочь почтенного священника из Хауорта; вся деревня пришла в волнение.

Мистер *** закончил читать «Джейн Эйр» и теперь требует «другую книгу»: он получит ее на следующей неделе. <…> Мистер Р. закончил «Шерли», и книга ему очень понравилась263. Жена Джона ***264 всерьез думает, что ее муж помешался, поскольку слышала, как он хохочет, сидя один в комнате, да при этом еще хлопает в ладоши и топочет ногами. Он собирается прочесть папе вслух все сцены, в которых участвуют младшие священники. <…> Марта вчера ворвалась ко мне, отдуваясь и чуть не лопаясь от волнения. «А что я слыхала!» – объявила она. «Относительно чего?» – спросила я. «Ах, мэм, вы же взяли да сочинили две книжки, и говорят, самые великие, какие только можно сочинить. Мой отец услыхал про это в Галифаксе, а мистеры Дж., Т. и Дж., а еще мистер М. из Бредфорда – они решили собраться в Механическом институте и заказать эти книги». – «Марта, пожалуйста, перестань болтать и займись делом». Я просто покрылась холодным потом. «Джейн Эйр» прочтут мистеры Дж. и Б., миссис Т. и миссис Б.! О Всемогущий, спаси меня и сохрани! <…> Жители Хауорта просто с ума посходили, судя по энтузиазму, с которым они принимают «Шерли». Когда в Механический институт пришли экземпляры романа, все захотели его прочесть. Бросили жребий, и всякий, кому достался один из трех томов, должен был прочитать его в течение двух дней, в противном случае на него налагался штраф – по шиллингу за каждый день просрочки. Было бы абсурдом и потерей времени пересказывать тебе то, что они говорят о романе.

Тон этих отрывков вполне соответствует характеру йоркширцев и ланкаширцев, которые всегда предпочтут скрыть полученное удовольствие под личиной добродушного подшучивания, причем объектом шуток обычно становятся они сами. Мисс Бронте была в высшей степени тронута тем, как люди, которых она знала с детства, гордились ею и радовались ее успехам. Новость распространилась по всей округе; незнакомцы приезжали «аж из-за самого Бёрнли», чтобы взглянуть на мисс Бронте, когда она тихо и скромно, не ведая, что за ней наблюдают, шла в церковь. Церковный сторож «положил в карман немало полукрон», указывая на нее зевакам.

Однако среди всех этих чистосердечных восторгов, более драгоценных, чем слава, раздавались и критические голоса. В январском номере «Эдинбург ревью» появилась статья о «Шерли», автором которой был постоянный автор журнала – мистер Льюис. Я уже писала, как сильно мисс Бронте хотелось, чтобы ее критиковали, как и любого автора, не принимая во внимание то обстоятельство, что она женщина. Была ли она права или нет, но во всяком случае она стояла на этом твердо. И вот в рецензии на «Шерли» она прочла заголовок, растянутый на две страницы: «Интеллектуальное равенство полов? Женская литература». И далее по всей статье постоянно упоминался пол автора романа.

Через несколько дней после появления рецензии мистер Льюис получил следующую записку, написанную в стиле Анны, графини Пемброка, Дорсета и Монтгомери265:

Дж. Г. Льюису, эсквайру

Мне следует опасаться врагов, но, Господи, избавь меня от друзей!

Каррер Белл.

Мистер Льюис, любезно передав мне письма мисс Бронте, в объяснительных заметках пишет: