Выжить любой ценой - Ерофей Трофимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я пустой, – повторил Слава, бросив куртку под ноги и медленно поворачиваясь вокруг своей оси.
– Что, сука, думал, я тебя не достану? – снова зашипела Кобла. – Врёшь. Достала. За всё мне ответишь. И ты. И сучонка эта. И подстилка твоя. Всех достану.
– Чего ты хочешь? – осторожно спросил парень, решив не обращать внимания на её ругань. – Тебе ведь я нужен. Лично. Зачем тебе ребёнок?
– Знаешь, что я с тобой сделаю? – оскалилась зэчка. – На куски медленно резать буду. А они смотреть будут. Шкуру лоскутами сниму. По капле кровь сцежу.
Глядя на её маниакально заблестевшие глаза, Слава понял, что таким образом она накручивает себя, одновременно получая удовольствие от этих кровавых сцен, которые ей мерещатся наяву. Кобла продолжала говорить, всё сильнее прижимая нож к шее девочки.
– Так зарежь, – негромко сказал Слава. – Ты же хочешь меня зарезать. Воткни мне нож в живот и смотри в глаза, поворачивая клинок. Ты же этого хочешь. Зачем нам лишние? Давай. Ты и я. Клинок на клинок. Только мы двое. Зачем тянуть? Я здесь. Ты тоже. Так чего время терять?
– Клинок на клинок? – растерянно переспросила Кобла, выныривая из своей кровавой мечты.
– А какой интерес резать беспомощного? Это же как барана прирезать. Только брыкание и бестолковое блеяние. Зато какой кайф прирезать в драке и смотреть, как на его роже злость меняется на испуг и боль…
Произнося этот монолог, Слава постарался максимально точно воспроизвести интонации самой женщины, говоря на пределе слышимости, вкрадчиво, словно продолжая её мысли. Вздрогнув всем телом, Кобла посмотрела на него растерянным взглядом, словно не понимая, о чём речь. Потом, резким движением отшвырнув Анюту в сторону, она провела ножом по ладони и, шагнув вперёд, ответила:
– А ты не трус, если хочешь подохнуть в драке. Готов попробовать железа?
– Давно готов, – усмехнулся Слава, нагибаясь за курткой.
Достав из кармана кривой кинжал, он снова бросил куртку на пол и, выдернув клинок из ножен, усмехнулся, внутренне содрогаясь от собственных действий:
– Иди сюда, красотка. Я тебя приласкаю, – добавил парень, вспомнив о её ориентации.
Взвыв от бешенства, Кобла бросилась в атаку, резко взмахнув левой рукой, сжимавшей нож. Слава едва успел отскочить в сторону, сохраняя дистанцию. О ножевом бое он знал только понаслышке, так что шансы свои оценивал вполне здраво. Даже у этой психованной маньячки было в этом деле больше познаний, чем у него. Слава добивался только одного. Увести Коблу подальше от девочки и дать ребёнку возможность выскользнуть за калитку. Там Анюта будет в безопасности. О себе Слава старался не думать.
Раз за разом ускользая от её ударов, Слава продолжал танцевать, даже не пытаясь нанести удар. Ко всем прочим проблемам, Кобла держала нож в левой руке. Очень неудобно для самого Славы. Привыкший к схваткам с обычным противником, парень понимал, что если придётся брать её на приём, то действовать нужно будет в зеркальном порядке. То есть делая всё в противоположную сторону. Продолжая наступать, Кобла явно злилась, стараясь любой ценой нанести ему хоть какое-то ранение.
Дыхание бывшей зэчки стало тяжёлым, а лицо покрылось каплями пота. Жизнь за колючей проволокой не способствует поддержанию хорошей спортивной формы. В ангаре остро запахло женским потом. Резко остановившись, Кобла с ненавистью посмотрела на парня и, чуть отдышавшись, хрипло спросила:
– Так и будешь от меня по углам бегать, или попробуешь доказать, что у тебя яйца есть?
– Мы только начали, – пожал плечами Слава. – Веселиться так веселиться.
– Кажется, ты не понял, что я не играю, – прошипела Кобла, оглядываясь в угол, где, прижавшись к стене, замерла Анюта.
– Если не играешь, так бей, – рявкнул Слава, взмахивая своим кинжалом.
Секундная невнимательность стоила Кобле длинного пореза на рёбрах. Старинная сталь распорола куртку, футболку и кожу. Одежда моментально начала набухать от крови. Выматерившись так, что Слава даже заслушался, зэчка бросилась в драку. Именно этого Слава и добивался. Вывести её из себя так, чтобы она забыла про ребёнка и сосредоточилась только на одном – убить его любой ценой. Уворачиваясь от очередного удара, Слава сделал шаг вправо и ещё раз дотянулся до противницы.
Булат кромсал плотную ткань куртки, словно бумагу. Вскрикнув, Кобла резко ударила его наотмашь рукояткой ножа в висок. Слава едва успел повернуть голову, встретив удар лобной костью. Из глаз посыпались искры, и парень вынужден был отскочить назад, чтобы проморгаться. Стряхнув набежавшие слёзы, Слава едва успел извернуться, пропуская удар Коблы рядом с телом. Но удар по голове не прошёл даром. Парень не сумел правильно оценить расстояние, и кончик её ножа распорол ему кожу на плече.
Прыжком назад разорвав дистанцию, Слава коснулся пальцами пореза и, посмотрев на окровавленные пальцы, презрительно усмехнулся:
– И это всё, что ты умеешь? По-твоему, это называется пустить кровь?
– Я тебя порву, мразь, – взвыла Кобла, бросаясь на него.
Перекинув кинжал в левую руку, Слава развернулся к ней правым боком, отводя оружие для удара. Вложить клинок в ножны. Так назвали это забытые боги. А на человеческом языке это означало сознательно позволить убить себя, чтобы провести ритуал. Острие ножа приближалось, словно в замедленной съёмке, заставляя парня инстинктивно разворачивать корпус, чтобы избежать ранения. Усилием воли удержав себя на месте, Слава нанёс ответный удар.
Толчок, противный хруст, тупая боль, и сразу стало трудно дышать. Опустив глаза, парень посмотрел на нож, вонзившийся ему под правый сосок, и, переведя взгляд на свой кинжал, усмехнулся. Получилось. Дамасская сталь, войдя Кобле под нижний свод рёбер, вспорола брюшину и дотянулась до сердца.
– Вы вольны, забытые боги. Кровь моя да разобьёт оковы ваши, – прошептал Слава, глядя противнице прямо в глаза.
В глазах Коблы мелькнул дикий ужас, лицо перекосилось, и она повалилась на бетонный пол, словно кукла. Булатный клинок выскользнул из её тела, словно из куска масла. Медленно повернувшись к Анюте, Слава чуть улыбнулся и осекающимся голосом прохрипел:
– Беги, дочка. Скажи, что всё кончилось. Беги… – добавил Слава, медленно оседая на пол.
«Всё. Все долги отданы, и путь завершён, – мелькнула мысль в угасающем сознании. – Жаль только, род угаснет. Нет больше семьи. Последнего не стало».
Потом наступила темнота, и сознание подхватил уже знакомый вихрь.
* * *
Вокруг царила бесконечная тьма. Не было ни верха, ни низа, ни каких-либо ещё ориентиров. Только бесконечная тьма и крошечные светлячки далёких звёзд. Глядя на это бескрайнее безмолвие, Слава ощущал себя пылинкой. Стало так страшно, что захотелось кричать от ужаса. А ещё очень хотелось убежать куда-нибудь и спрятаться, заперев дверь на все замки. Судорожно сглотнув, он попытался подавить приступ паники, вызванный агорофобией. Парень никогда не боялся открытых пространств, но для человеческого сознания это было слишком. Взгляду было не за что зацепиться, чтобы хоть как-то сориентировать собственное я в этой бесконечности.