Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Несколько подобных экскурсий позволили Карягину продержаться еще целую неделю без особенной крайности. Наконец Аббас-Мирза, потеряв терпение, предложил Карягину большие награды и почести, если он согласится перейти в персидскую службу и сдаст Шах-Булах, обещая, что никому из русских не будет нанесено ни малейшей обиды. Карягин просил четыре дня на размышление, но с тем, чтобы Аббас-Мирза во все эти дни продовольствовал русских съестными припасами. Аббас-Мирза согласился, и русский отряд, исправно получая от персиян все необходимое, отдохнул и оправился.

Между тем истек последний день перемирия, и к вечеру Аббас-Мирза прислал спросить Карягина о его решении. «Завтра утром пускай его высочество займет Шах-Булах», – ответил Карягин. Как увидим, он сдержал свое слово.

Едва наступила ночь, как весь отряд, руководимый опять Юзбашем, вышел из Шах-Булаха, решившись перебраться в другую крепость, Мухрат, которая по гористому местоположению и близости к Елизаветполю была удобнее для защиты. Окольными дорогами, по горам и трущобам, отряду удалось обойти персидские посты так скрытно, что неприятель заметил обман Карягина только под утро, когда авангард Котляревского, составленный исключительно из одних раненых солдат и офицеров, уже был в Мухрате, а сам Карягин с остальными людьми и с пушками успел миновать опасные горные ущелья. Если бы Карягин и его солдаты не были проникнуты поистине геройским духом, то, кажется, одних местных трудностей было бы довольно, чтобы сделать совершенно невозможным все предприятие. Вот, например, один из эпизодов этого перехода, факт, стоящий одиноко даже и в истории Кавказской армии.

В то время, когда отряд еще шел по горам, дорогу пересекла глубокая промоина, через которую невозможно было переправить орудия. Перед ней остановились в недоумении. Но находчивость кавказского солдата и безграничное его самопожертвование выручили и из этой беды.

«Ребята! – крикнул вдруг батальонный запевала Сидоров. – Чего же стоять и задумываться? Стоя города не возьмешь, лучше послушайте, что я скажу вам: у нашего брата пушка – барыня, а барыне надо помочь; так перекатим-ка ее на ружьях».

Одобрительный шум пошел по рядам батальона. Несколько ружей тотчас же были воткнуты в землю штыками и образовали сваи, несколько других положены на них, как переводины, несколько солдат подперли их плечами, и импровизированный мост был готов. Первая пушка разом перелетела по этому в буквальном смысле живому мосту и только слегка помяла молодецкие плечи, но вторая сорвалась и со всего размаху ударила колесом по голове двух солдат. Пушка была спасена, но люди заплатили за это своей жизнью. В числе их был и батальонный запевала Гаврила Сидоров.

Как ни торопился отряд с отступлением, однако же солдаты успели вырыть глубокую могилу, в которую офицеры на руках опустили тела погибших сослуживцев. Сам Карягин благословил этот последний приют почивших героев и поклонился ему до земли.

– Прощайте! – сказал он после короткой молитвы. – Прощайте, истинно православные русские люди, верные царские слуги! Да будет вам вечная память!

– Молите, братцы, Бога за нас, – говорили солдаты, крестясь и разбирая ружья.

Между тем Юзбаш, все время наблюдавший окрестности, подал знак, что персияне уже недалеко. Действительно, едва русские дошли до Кассанет, как персидская конница уже насела на отряд, и завязалась такая жаркая схватка, что русские орудия несколько раз переходили из рук в руки… К счастью, Мухрат уже был близко, и Карягин ночью успел отступить к нему с небольшой потерей. Отсюда он тотчас написал Цицианову: «Теперь я от атак Баба-хана совершенно безопасен по причине того, что здесь местоположение не дозволяет ему быть с многочисленными войсками».

В то же самое время Карягин отправил письмо к Аббас-Мирзе в ответ на предложение его перейти в персидскую службу. «В письме своем изволите говорить, – писал ему Карягин, – что родитель ваш имеет ко мне милость; а я вас имею честь уведомить, что, воюя с неприятелем, милости не ищут, кроме изменников; а я, поседевший под ружьем, за счастье сочту пролить мою кровь на службе Его Императорского Величества».

Мужество полковника Карягина принесло громадные плоды. Задержав персиян в Карабаге, оно спасло Грузию от наводнения ее персидскими полчищами и дало возможность князю Цицианову собрать войска, рассеянные по границам, и открыть наступательную кампанию.

Тогда и Карягину явилась наконец возможность покинуть Мухрат и отступить к селению Маздыгерт, где главнокомандующий принял его с чрезвычайными военными почестями. Все войска, одетые в парадную форму, были выстроены развернутым фронтом, и, когда показались остатки храброго отряда, Цицианов сам скомандовал: «На караул!» По рядам гремело «Ура!», барабаны били поход, знамена приклонялись…

Обходя раненых, Цицианов с участием расспрашивал об их положении, обещал донести о чудесных подвигах отряда государю, а поручика Ладинского тут же поздравил кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени[43].

Государь пожаловал Карягину золотую шпагу с надписью «За храбрость», а армянину Юзбашу – чин прапорщика, золотую медаль и двести рублей пожизненной пенсии.

В самый день торжественной встречи, после вечерней зари, Карягин отвел геройские остатки своего батальона в Елизаветполь. Храбрый ветеран изнемогал от ран, полученных на Аскорани; но сознание долга в нем было так сильно, что спустя несколько дней, когда Аббас-Мирза появился у Шамхора, он, пренебрегая болезнью, снова стоял уже лицом к лицу с неприятелем.

Утром 27 июля небольшой русский транспорт, следовавший из Тифлиса к Елизаветполю, был атакован значительными силами Пир-Кули-хана. Горсть русских солдат и с ними бедные, но храбрые грузинские погонщики, составив каре из своих арб, защищались отчаянно, несмотря на то что на каждого из них приходилось неприятелей по крайней мере по сто человек. Персияне, обложив транспорт и громя его из орудий, требовали сдачи и угрожали в противном случае истребить всех до единого. Начальник транспорта поручик Донцов, один из тех офицеров, имена которых невольно врезаются в память, отвечал одно: «Умрем, а не сдадимся!» Но положение отряда становилось отчаянным. Донцов, служивший душой обороны, получил смертельную рану; другой офицер, прапорщик Плотневский, через свою запальчивость был схвачен в плен. Солдаты остались без начальников и, потеряв большую половину людей, уже стали колебаться. К счастью, в этот момент появляется Карягин, и картина боя мгновенно изменяется. Русский батальон в пятьсот человек стремительно атакует главный лагерь наследного принца, врывается в его окопы и овладевает батареей. Не давая неприятелю опомниться, солдаты поворачивают отбитые пушки на лагерь, открывают из них жестокий огонь, и – при быстро распространяющемся в персидских рядах имени Карягина – все бросаются бежать в ужасе.