Берия. Арестовать в Кремле - Анатолий Сульянов

Через три четверти часа в комнату решительно вошел генерал Серов, указал на меня, начальника охраны Саркисова и двух увиденных мною на аэродроме «джигитов» и предложил выйти. Саркисов что-то шепнул Серову на ухо. Серов отрицательно покачал головой, кивнул на дверь, и мы, в сопровождении Серова, вышли в коридор; генерал махнул рукой, предлагая нам следовать за ним. Мы вошли в крохотную комнатку и услышали приказной голос генерала Серова:

— Сдать оружие!

Начальник охраны метнулся к двери, но был тут же остановлен и обезоружен двумя находившимися в комнате незнакомыми мне полковниками.

— Без шуток! — строго предупредил генерал, вынимая из карманов притихших, ничего не понявших «джигитов» пистолеты.

У меня оружия не было, полковники ощупали мои карманы, заглянули в папку и встали у двери.

— Вы — арестованы! Никому не выходить! — уходя, приказал Серов и, повернувшись к полковникам, добавил: — Стрелять без предупреждения!..»

Маленков читал написанный им в больнице доклад Президиума ЦК об антипартийной и антигосударственной деятельности Берия неторопливо, изредка поглядывая на часы, на притихших, настороженно смотревших на него членов и кандидатов Президиума; он видел, как выжидательно слушали его Ворошилов, Каганович, Сабуров, Первухин, как стало матовым лицо Молотова, — никто не отвлекался, все слушали с неослабевающим вниманием. Более того, когда назвал несколько цифр и фамилий, то напряжение на лицах приобрело постоянный характер.

Об изменении повестки дня кандидаты и члены Президиума узнали только что, сидели не шелохнувшись, с напряженными лицами, изредка поглядывая на дверь, — все боялись всемогущего Лаврентия. Члены Президиума видели, как изменился Берия после смерти Сталина; он стал более развязным, циничным в обращении с окружающими, не стесняющим себя употреблением непристойных выражений, свысока взиравшим сквозь стекла пенсне на товарищей по Президиуму; он мог при встрече не подать руки, часто здоровался за руку выборочно: с Маленковым, Булганиным, Хрущевым, с другими же — отделывался легким поклоном головы; мог прервать выступавших, ничуть не стесняясь, неуважительно бросить колючую реплику.

Многое из того, что говорилось Маленковым, они знали давно, но теперь, слушая фамилии казненных, число арестованных, факты глумления, члены и кандидаты Президиума ЦК испытывали и чувство омерзения, и потребность пресечь разбойные деяния зарвавшегося Малюты Скуратова, и еще больший страх перед жестоким, гнусным Берия.

Маленков закончил чтение, вздохнул и положил последние листы поверх раскрытой папки. Наступила настороженная тишина; каждый думал об услышанном, о том, как гибли невинные люди, как выбивались показания у обреченных; никто не шевелился, не двигал стульями. Страх людской, о котором только что говорил предсовмина, вполз сюда, в сталинский кабинет, вошел в каждого человека.

Первым нарушил тревожную тишину Ворошилов, засомневавшийся в том, что все это дело рук Берия; многое, о чем говорилось, начиналось во времена Ежова.

— Послушай, Клим! — не удержался Хрущев. — Знаешь ли ты, что сделал Берия после смерти Сталина? В апреле — мае Берия вызвал всех резидентов нашей разведки в Москву. Зачем? Мы не знаем. В результате его противоправных действий, а он должен был посоветоваться с предсовмина СССР, которому подчинен, вся внешнеполитическая разведка Советского Союза полностью парализована. Вызов резидентов в Москву был произведен так спешно, что резиденты не смогли уведомить агентов об отъезде. Все это неизбежно приведет в будущем к потере ценной агентуры. Это же государственное преступление! — Хрущев достал из брюк носовой платок и вытер вспотевшее лицо. — Как вы не можете понять — случись что — всех нас перевешает, страну зальет кровью. Море крови! Миллионы людей будут брошены за колючую проволоку. Миллионы!

Последние слова Хрущева поколебали Ворошилова, и тот, обхватив голову трясущимися, бескровными руками, согласно закивал, произнеся несколько раз одно и то же слово: «Согласен». Опустив головы, молча сидели члены Президиума — они были повергнуты Хрущевым в состояние испуга и растерянности, словно вот-вот на пороге появится Берия и скомандует: «Встать! Руки за спину! Выходить по одному!»

Наступила такая тишина, что слышны были поскрипывания паркета от ног ходившей в коридоре охраны.

— Вот еще документ. — Хрущев вынул из папки сложенный вчетверо лист. — Ты, Клим, хорошо знал жену Калинина — Екатерину Ивановну. Вот что она пишет: «На автомашине меня вывезли из Кремля под предлогом осмотра мебели, но возле памятника Минину и Пожарскому в машину сел неизвестный мне человек в форме сотрудника НКВД. Я была доставлена на Лубянку, где мне объявили, что я арестована. Меня назвали шпионкой, требовали назвать тех, кто встречается с Михаилом Ивановичем, кто бывает у нас… Потом, во время следствия меня часто били, особенно старалась следователь Хорошкевич Елена. Била на глазах Берия. Берия советовал: «Бей по голове — быстрее заговорит». После истязаний меня приволокли в карцер с холодной водой».

Наступившая пауза была недолгой, дверь открылась, и в зал заседаний вошел, как всегда шумно и бесцеремонно, Берия, сухо поздоровался с присутствующими, расстегнул пиджак, вальяжно развалился в кресле и недовольно спросил, посмотрев на садившегося Микояна:

— Так, что у нас на повестке дня?

Председательствующий Маленков на какое-то время, стоя в торце стола, вопросительно смотрел на вошедших, пока Хрущев не подтолкнул его: «Веди заседание».

— Товарищи члены Президиума! Вы заслушали мой доклад. Теперь вы знаете, кто перед нами. Скажи, Лаврентий, ты в самом деле задумал заговор?

Берия сидел не сосредоточившись, слушал вполуха, начала фразы не услышал и потому не отреагировал на вопрос Маленкова.

— Не понял? О чем ты, Егор?

— Я спрашиваю: ты в самом деле организовал заговор против ЦК?

Берия сидел, словно загипнотизированный Маленковым.

— Какой заговор? О чем ты?

— Какой, спрашиваешь? — Хрущев подскочил, словно ужаленный. — Кто дал команду на выдвижение к центру дивизий МВД, а две из них уже погружены в эшелоны и направляются сюда, в Москву? Ты решил собрать завтра Президиум ЦК в Большом театре? С какой целью? Может, скажешь? Я предлагаю арестовать Берия и вывести его из Президиума и из ЦК!

Ошеломленный градом обвинений, Берия какое-то время оказался в затяжном стрессе; он побледнел, беспричинно вертел головой, словно видел присутствующих в кабинете первый раз, пытался встать, застегнув на одну пуговицу пиджак, но тут же его охватил длительный шок: он не мог ни говорить, ни действовать, ни даже подняться, чтобы выскочить из зала заседаний.

«Они знают все! — мысль обожгла мозг. — И об учениях, и о двух дивизиях! Кто-то выдал! Продали, сволочи! Большой театр… Тоже им известно…»

Просветление пришло не сразу, до него смутно доносился угрожающий голос Хрущева. Единственное, что успел сделать, на клочке бумаги написал одно слово: «Тревога!»