Кровь и лед - Роберт Мазелло

В самом конце долины Синклер заметил клуб дыма, небольшой и идеально круглый, словно одуванчик, затем еще один. Уханье пушечного залпа донеслось только спустя пару секунд, и сразу же в воздух взметнулся фонтан дерна и травы. Ядра не долетели до цели, но Синклер понимал, что русские канониры пока лишь пристреливаются. Первая линия не углубилась и на пятьдесят или шестьдесят ярдов, когда, к огромному удивлению Синклера, капитан Нолан вдруг выскочил вперед, воинственно потрясая над головой саблей, и в нарушение воинского этикета грубо пересек траекторию движения Кардигана. Развернувшись в седле, он что-то прокричал лорду, но что именно — за нарастающим грохотом пушек никто уже не расслышал.

В первую секунду Синклер подумал, что Нолан просто потерял голову и пытается взять командование на себя, но не успел Кардиган отреагировать на столь вопиющую наглость, как в непосредственной близости от них разорвался снаряд русской пушки. Его осколки разворотили Нолану грудь, нанеся столь чудовищные увечья, что сквозь рану Синклер увидел бьющееся сердце капитана. Раздался душераздирающий вопль, какого лейтенант не слышал еще никогда в жизни, после чего объятая паникой лошадь развернулась и понесла окровавленное тело, все еще непонятно как удерживающееся в седле в вертикальном положении, назад сквозь линии кавалерии. Сабля из руки Нолана вывалилась, но сама рука, как ни странно, оставалась вытянутой вперед, словно он все еще пытался руководить атакой. Крик тоже не затихал до тех пор, пока лошадь не врезалась в строй 4-го легкого драгунского полка, где тело наконец свалилось с седла на землю.

— Боже правый, — услышал Синклер бормотание Рутерфорда. — Что он хотел сделать?

У Синклера не было ответа, но одно было ясно наверняка — скоропостижная гибель капитана Нолана, самого искусного наездника во всей британской кавалерии, не предвещает ничего хорошего. Темп наступления бригады увеличился, но лишь слегка. Лорд Кардиган, который не развернулся в седле хотя бы ради того, чтобы узнать дальнейшую судьбу Нолана, продолжал вести за собой войска в плотном боевом порядке и с равномерной скоростью, словно они отрабатывали парадный марш на плацу, а вовсе не атаковали настоящего врага под усиливающимся шквалом огня.

— Закрыть линию! — заорал сержант Хэтч за спиной Синклера, приказывая наездникам скакать вперед и закрыть бреши в передней линии, которые образовались на местах павших солдат и лошадей. — Закрыть линию в центре!

Шеренги взвинтили темп, и Аякс, пригнув гнедую голову с белой звездочкой на морде, помчался вперед как ветер. Сабля и седельный ранец бешено запрыгали. Древко пики держать в руках стало сразу неудобно, поэтому Синклер сейчас мечтал лишь о том, чтобы поскорее прозвучал приказ опустить оружие и зафиксировать его под мышкой. И еще молился, чтобы удалось дожить до того момента, когда сможет пустить пику в ход.

Он надвинул на глаза шлем, закрываясь от ослепляющих лучей солнца.

Преодолев половину расстояния, бригада оказалась под ураганным перекрестным огнем пушек и ружей противника. Мушкетные пули, осколки ядер, картечь и снаряды ливнем обрушились на ряды кавалерии, со свистом прошивая тела лошадей и буквально снося солдат с седел. Кавалеристы больше не могли сдерживать охваченных ужасом лошадей и, по правде говоря, сами поддались панике, поэтому ряды сразу расстроились, и войска бросились вперед в полном беспорядке, лишь бы только поскорее миновать смертоносные холмы. Подбадривающие крики, молитвы перепуганных солдат, истошное ржание искалеченных лошадей и стенания раненых слились в жуткую батальную какофонию.

— Вперед, уланы Семнадцатого! — услышал Синклер крик Хэтча, когда лошадь сержанта нагнала его с правой стороны. — Не позволим Тринадцатому опередить нас!

«А где молодой Оуэнс или его лошадь?» — пронеслось в голове у Синклера.

Он как-то не заметил, чтобы парня убили.

Рог протрубил снова, и Синклер, наконец опустив пику, ударил шпорами по жилистым бокам Аякса. Поле боя так заволокло дымом и клубами пыли, не говоря уже о летящих во все стороны кусках дерна, что русская артиллерия впереди едва просматривалась. Синклер видел лишь сполохи пламени да слышал звуки тяжелых ударов, с которыми ядра врезались в боевые порядки, сметая, словно кегли, по дюжине солдат за раз. Грохот сделался просто оглушительным, настолько жутким и резким, что Синклер не слышал ничего, кроме звона в ушах. Глаза жгло от едкого дыма и огня, а кровь бешено пульсировала в венах и стучала в висках, будто молот по наковальне. Всадники, которые вырвались вперед, теперь валялись на земле, разорванные в клочья, а их скакуны отчаянно пытались подняться на раздробленные, а то и вовсе отсутствующие конечности. Аякс перепрыгнул через мертвого знаменосца, лежащего ничком поверх обезглавленного туловища лошади, и, нисколько не сомневаясь в мастерстве своего хозяина, помчался дальше в самое пекло. Синклер отчаянно пытался удерживать пику ровно, но при бешеном темпе скачки это было почти невыполнимо. Примерно в пятидесяти ярдах он увидел серые мундиры и короткополые шлемы русских канониров, которые торопливо закладывали в пушку очередной снаряд. К моменту, когда орудие зарядили, Синклер оказался прямо перед пушечным дулом, однако с линии выстрела уйти не мог: справа от него скакал сержант Хэтч, а с другой стороны — перепуганная лошадь Рутерфорда. На боках ее звенели пустые стремена, а самого ездока в седле уже не было. Синклеру не оставалось ничего другого, как перескочить через пушку до того, как грянет выстрел. Он услышал крики русских и увидел искрящийся оранжевым фитиль, поднесенный к запалу. Синклер пригнул голову, одновременно наставляя пику на солдата, который поджигал запал, и на полном ходу налетел на орудие. Аякс взмыл в воздух как раз в тот момент, когда из ствола вылетело ядро. Последнее, что помнил Синклер, был неуправляемый полет сквозь багрово-красную кашу из крови, дыма, лошадиных потрохов и пороха… а затем провал.

16 декабря, 11.45

Только Шарлотта начала приходить к выводу, что решение отправиться на полюс все-таки оказалось неплохой идеей — постоянные простуды среди сотрудников базы ей как медику не слишком осложняли работу, да и ужасная погода не слишком тяготила, — как спокойной жизни настал конец.

Сначала на Данцига напал и перегрыз горло собственный пес, а теперь вот — кому сказать! — Мерфи пытается ей втолковать, что искалеченное тело, лежащее перед ней на полу ботанической лаборатории — дело рук этого самого Данцига.

— Это невозможно, — повторила она в сотый раз. — Я лично зафиксировала факт смерти. Я своими руками зашивала Данцигу разорванную глотку и два, нет, три раза пыталась запустить дефибриллятором сердце, но на мониторе ползли только изолинии смерти. — Она опустилась на колени и пощупала пульс на остывшей шее Экерли. — Кроме того, его упаковали в пластиковый мешок на моих глазах.

— Что ж. Каким-то образом он из него выбрался, — настаивал Мерфи. — Вот и все, что я могу сказать. Уайлд и Лоусон под присягой подтвердят, что видели его.

В иной ситуации Шарлотта наверняка спросила бы, а не находилась ли парочка в тот момент под градусом или вообще под кайфом, но она успела узнать и Майкла, и Лоусона, поэтому была уверена, что те никогда не стали бы выдумывать столь ужасную историю. А история действительно была — ужасней не придумаешь. Горло и плечи ботаника искромсаны в клочья, а вся рубашка и брюки пропитались кровью, фонтанировавшей из раны на шее. Очки, как ни странно, хоть и были в запекшейся крови, но благополучно пережили стычку и остались на носу. Что бы или кто бы ни совершил нападение, это было пострашнее всего, что доктор Барнс повидала на дежурствах в чикагской больнице скорой помощи, даже в самые неудачные дни.